- Зато отменили свободу личности, - злобно буркнул Баум. Значит, тактика Хаузера была самой тупой и непробиваемой: прикидываться толстокожим верблюдом. В действительности, личное мнение Каспар не разглашал никому и никогда. Профессионал, ничего не скажешь: умеет подливать масло в огонь и вести разговор в нужное русло, но сам оставался с чистыми ручками и неповреждённым маникюром.
Виль одним махом добил второй стакан.
- Нет, не публичная, - тут он огрызнулся. Темы была больная, Хаузер нашёл правильную болевую точку. Молодец. Сука, - Но афишировать свою связь нам нельзя. Чревато минимум - серьёзным разговором, а максимум... и разговаривать не станут. Кстати, можете не копать, всё равно бесполезно, сенсации у вас не получится.
В самом деле. Бент скорее признается в том, что он нелегальный эмигрант, чем в том, что выходные он проводит отнюдь не с первыми красавицами Берлина. Баум бы солгал, если бы заявил, что его это не уязвляет.
- Далось вам то, что люди делают за закрытыми дверями... - Вильгельм обречённо отвёл взгляд от Каспара и с тоской положил голову на руку, - Я уж подумал, что хотя бы вы мыслите не столь ограниченно, но и вы носите то же самое ведро на голове, что и все остальные. И не слышите меня. Наверное, в ушах у вас специальный фильтр, - мужчина сделал плавный пасс ладонью около уха. Вискарь дал о себе знать, - Обрабатывает всё что вы слышите так, чтобы вам нравилось. Это бы многое объяснило... Речь ведь действительно не о том, что хотят делать люди в постели и что делают. Просто... Нет, я правда не знаю, как ещё объяснить. Красноречие, хотя я сомневаюсь, что наделён им, всегда разбивается об упрямство... Печально, что то же самое происходит с правдой.
Виля совсем развозило, он положил руки на барную стойку и опустил голову поверх сложенных предплечий.
- Знаете, странно, что всех всегда интересует внешняя сторона или интимные подробности. Только потом, при попытке говорить серьёзно, всплывают все эти... эти... ну, вы знаете - "чему вы научите наших детей" или "вы способствуете разложению общества"... Да смех один. Скажите, Каспар, - Баум чуть прикрыл глаза, - почему то, к чему полвека шла вся цивилизованная Европа и Америка, так легко пошло прахом? Почему мы снова возвращаемся к какому-то Средневековью? Вот и вы, вроде бы современный и неглупый человек, говорите, что я ненормален. Не хватает для полноты картины, чтоб вы посоветовали мне лечиться... Или обратиться к Богу!
Нервный и уже совсем нетрезвый смешок.
"Час". Пять лет в эфире.
Сообщений 31 страница 33 из 33
Поделиться312013-04-16 23:53:42
Поделиться322013-04-18 09:10:07
Лет этак пять назад слово «журналист» было ругательным. Хаузер даже помнил те времена, когда при малейшем намеке на интерес к жизни собеседника, акул пера и камеры вышвыривали из общественных заведений, как потенциально опасных для общества. Как тех, кто рушит стабильность государственном строе. Как тех, кто одним взмахом шариковой ручки могут оклеветать правительство и развязать гражданскую войну.
Каспар помнил, как он пробивался сквозь толпу телохранителей, чтобы спросить у Метцгера одну-единственную вещь: будет ли война? Помнил, как после этого вопроса он не мог устроиться ни в одну газету, даже отец, когда Хаузер пришел к нему с просьбой помочь, качал головой и разводил руками. Больше журналист не совершал таких ошибок. Он задавал только политкорректные вопросы.
- Свобода личности! – фыркнул Каспар, закатив глаза. – Скажите, Вильгельм, вы ведь старше меня, так? Так почему наивно полагаете, что эта свобода вообще когда-либо существовала? Свобода личности, скажу я вам по секрету, - мнимая раскованность, которую позволяют нормы морали. Убийцы – они тоже личности, и жажда крови – это тоже часть характера, но этих личностей всегда преследовали и гнали. Нас все время ограничивают в свободе. Сначала родители, потом воспитание и толерантность.
Рассуждение о свободах – это танец на пороховой бочке. Лучше вовремя закрыть рот. Кас этого не умел, но хорошо понимал. Вильгельм же напротив, ничерта не понимал, но был способен.
Но Баум злился. Журналист давил на самое больное место. Все-таки в точку, Каспар. Все-таки прямо в яблочко.
- Да что вы говорите? – улыбнулся Кас, наблюдая за тем, как пытается извернуться Вильгельм. Непубличная. Не копайте. И вообще, не суйте свой нос в чужие дела, журналисты проклятые.
- Вы меня только что совсем не слушали, Вильгельм, - покачал головой Хаузер, снова постукивая пальцами по стеклянной поверхности уже пустого стакана. Превратно истолковав жест, бармен плеснул еще виски, а Каспару уже было неловко отказываться... – Я только что говорил, что людей раздражает публичность, с которой вы заявляете о своем присутствии. Всем плевать, чем вы занимаетесь в своих постелях, но потенциальная опасность, которую представляют собой меньшинства, когда выходят на акции протеста, очень велика, что я и демонстрировал в эфире на слайдах. Это моя работа – защищать зрителей от угрозы насилия, - Каспар не сумел подавить смех, так и рвущийся наружу от собственной благородной речи – на сознание уже действовал скотч.
Поделиться332013-05-02 02:41:00
- Да у нас с вами, знаете, вообще получается интеллектуальная беседа слепоглухонемых, Каспар... Я вам пытаюсь втолковать, что вы не слышите меня и наоборот.
Завидев с другой стороны стойки стоящие стройным рядом чистые шоты, Виль по одному перетащил их к себе поближе и стал возводить у себя перед носом башенку. Занятие релаксировало, хотя рука периодически срывалась, и шотики падали на стойку, тут же начиная катиться к краю. Трезвости Вильгельму ещё хватало, чтобы вовремя их ловить. Бармен однако косился на молодого человека с подозрением - как бы чего не разбил, с него, убогого, не стрясёшь ведь потом компенсацию.
- Вы снова оперируете двойными стандартами, - монотонно бубнил себе под нос Виль, как учитель, в миллионный раз втолковывающий несмышлёному простофиле простую истину, - Есть ведь ограничения разумные, а есть неразумные. Многие проблемы общества решались бы легче и изящнее, если бы власть не душила невиновных и прижимала к стенке тех, кого действительно следует.
Баум хлопнул ладонью по поверхности стойки и импровизированная Пизанская башня рассыпалась на составные части.
- Гуманистические идеалы человечества - вот единственное, на что стоит опираться. А государство выдумывает какую-то собственную дурную мораль. Знаете, иногда мне хочется уйти хипповать, но я против свободной любви. И против насилия.
Вильгельм доверительно посмотрел в глаза Каспару. Взгляд Баума был стеклянным, но убедительным.
- Честное слово, я не понимаю, почему вы так упорно говорите о каком-то насилии. Вас, наверное, в детстве покусал какой-то гей, и вы теперь думаете, что мы агрессивны. Кто вас вообще накормил этими сказками? Демонстрации вы какие-то выдумали, митинги... Герр Хаузер, вы сами видите, что перед вами пацифист. Любой натурал за предложение склеить мальчика на ночь вам бы в морду дал, а я мимо ушей пропустил то, что вы говорили про этих поблядушек.
Виль махнул рукой за плечо. Девушки как одна затихли и ненавидяще уставились в спину Вильгельма. Громкость речи он явно не рассчитал, и все шансы для Каспара увести одну из этих цыпочек под ручку мгновенно разбились вдребезги.
Вильгельм неожиданно встрепенулся. В кармане завибрировал сотовый. Разве он не разрядился ещё полдня назад? Нет, аппарат работал, хотя последнее деление заряда батареи и мигало, оповещая, что скоро запас энергии закончится совсем.
Тем не менее, сотовый трбовательно пиликал, требуя прочитать новую СМС. Сообщение было от Бента.
"Ты охуел?"
Едва Виль успел это прочитать, телефон испустил последний вздох. Виля будто окатили холодной водой, а на лице его застыл единственный вопрос: "Боже, что я делаю со своей жизнью?"
- А вообще, знаете, мне пора, - заявил он Каспару, пряча дохлый телефон во внутренний карман пальтишка, - Я с вами засиделся. Мне тоже надо домой. Может, для вас выбрать лучшее рабство - это свобода, но для меня - нет. Разойдёмся на этом.
Баум поднялся со стула, чуть пошатнулся, но быстро подобрался. Автопилот, конечно, штука хорошая, но лучше добираться под родную крышу своим умом.
