Только теперь Гелион узнал, сколько здесь мертвых — окутанные тусклым и подрагивающим серебристым ореолом тени с человеческими очертаниями тянулись к свету, как ночные бабочки с опаленными крыльями упорно роятся вокруг изжелта-красных языков пламени. Их невесомые ладони касались отблесков и проходили сквозь них легко и свободно — каждый раз призраки надрывно смеялись, с клокочущей яростью запрокидывая головы и заламывая едва различимые руки. Неудача не останавливала их: один подбирался к Нарамире, беспорядочно водя руками над ее головой в надежде собрать оставшиеся сияющие крупицы, другой вился вокруг азари и ее собеседника, пытаясь вытянуть из них весь имеющийся свет. Страшные и изголодавшиеся не-люди, которым нет покоя… живые, разумеется, не могли этого видеть, но тем не менее Гелион отогнал их — чертов легион был здесь все пять безумных лет, совсем рядом с ними, и только ширился в своих размерах.
Ибо каждый труп — в пыли, а антаресское серебро бесконечно и пропиталось кровью насквозь.
Они не оставили друг друга даже после смерти, а Гелион-человек во многом непростительно ошибался: кажется, слово «мы» в отношении потерпевших крушение все-таки существовало.
Теперь все стало иначе.
Призраки, которых он потревожил, неожиданно оказались совсем близко и воззрились на него с недоумением; скоро их стало несколько, потом — еще больше, и вот уже десятки, сотни погибших смотрели на него вязкой темнотой из пустых глазниц. Они cгорели, понял Гелион, и теперь дотлевают в невыносимых муках; они ушли в свет и не смогли его найти, они — убитые фантомами или те самые безумцы, которые изначально верили в их божественную сущность. Свет всегда с готовностью принимает такие дары; он ненасытен, пожирает души и сжигает тела, и, тем не менее, не спешит отдавать что-то взамен. Гелиону, который когда-то был человеком, воздалось по заслугам. Впитав в себя чужую боль и не поступившись собственными принципами даже под страхом смерти, он стал идеальным сосудом для Существа, и именно он нес теперь истинное чистое сияние сквозь вечный мрак — словно светоч в своих слабых тонкокостных пальцах.
Мертвые понимали это лучше живых.
Они приближались; их руки из осыпающегося призрачного пепла теперь тянулись только к нему, норовя прикоснуться к невыносимому сиянию, и тут же одергивались — этот свет был теплым, для кого-то почти горячим и обжигающим, но не до боли и глубоких ожогов. Исцеляющий и умиротворяющий, лишенный опасности и мягко разливающийся где-то глубоко внутри... таким он не был для них уже давно. Тени волновались и шумели: их слабые голоса дребезжали, как плохо натянутые струны, и в них хорошо различалась только безнадежная мольба — «помоги нам».
Помоги нам. Помоги нам всем обрести покой, ты же можешь, ты-же-как-они…
Они ждали Существо, понял Гелион, которое проведет их. Самые смирные и испуганные тени среди остальных именно те, которые погибли по его вине несколько часов назад — Гелион-человек так корил себя за эту ошибку, и велика милость Существ, если они дают ему возможность искупить эту вину даже сейчас, когда самого его больше нет.
Он должен торопиться, пока призраки не разодрали его на мелкие светящиеся клочья от нетерпения — если он, разумеется, хочет спасти всех.
Гелион-человек хотел бы.
И потому погиб ради них, когда окунулся в Свет.
***
Существо шагнуло вперед.
Свечение, исходившее от него, сделалось невыносимо ярким — казалось, что оно полыхает серебристым огнем, и многие поспешили закрыть глаза, чтобы ненароком не потерять зрение. Все тщетно — свет быстро пробирался сквозь пальцы и веки, но не обжигал глаз и лишь не позволял остаться в темноте даже на несколько секунд. «Я отключу фантом», — приглушенно и тихо раздавалось в голове каждого, — «Я отключу фантом и позволю вам покинуть планету». Кого-то передернуло; кто-то лязгал зубами от страха, кто-то, напротив, слушал с напряженным вниманием. Существо как будто бы не врало и давало слабую, едва живую надежду, однако оно же совсем недавно лишило их Гелиона — вернее, это был Гелион, но Гелион возвысившийся и потому абсолютно непохожий на себя прежнего. Никто не был склонен доверять сомнительным светящимся личностям; но, тем не менее, голос в голове звучал слишком спокойно и твердо, чтобы его влияние не начало распространяться по толпе.
Существо направлялось к ближайшему фантому.
За ним потянулся хвост из живых, неуверенно шагающих следом в тени, и мертвых, стремящихся нагнать его и оторвать еще немного чарующего света. Именно в этот момент они оказались единым целым, одной ипостасью определенного желания, то самое «мы», и Существо во главе всей этой процессии — словно мессия, великий и справедливый. Оно вело их к спасению, не чувствуя ни жалости, ни сострадания; это чувство Гелион унес с собой, Существо же делало то, что должно было сделать; однако какое-то незримое присутствие прошлого Гела казалось слишком явным — возможно, именно оно и помешало некоторым сбежать куда подальше, когда они приблизились на самое опасное расстояние.
Фантом разворачивался в их сторону.
Длинный шпиль отсвечивал чистым серебром, и Существо остановилось, запрокинув голову — когда-то так же ее запрокидывал Гелион, сидя в укрытии и думая — «чтоб ты рухнула, тварь проклятая», когда она заживо испепелила его друга. Существо не чувствовало его давней потери, зато четко ощущало пульсировавший в головах многих ужас — и, не оглядываясь, видело свой мертвый голодный легион. Фантом был готов выпустить очередной луч, но Существо знало: оно не позволит. Легион больше не пополнится ни одним человеком. Никогда.
Оно пришло сюда для того, чтобы фантомы больше не уничтожали органиков.
Существо протянуло руку, касаясь его, — и все присутствующие как по команде закрыли глаза; когда, наконец, осмелились открыть, то увидели: фантом не выпустил луч, а Существо рассыпается мерцающим сероватым пеплом.
«Вы спасены», — раздавалось в головах почти неслышно. — «Ваш путь свободен».
Повисшая тишина казалась невероятной.
Пепел, легкий и невесомый, медленно оседал на землю и вскоре перестал отличаться от серебряного песка. Его было слишком много — казалось, что на притихшую толпу падал потемневший снег, и среди них то и дело мелькали выцветающие силуэты теней. Они шли за истинным сиянием; Существо уходило в вечный свет, унося с собой все желания Гелиона, все его цели и мечты, все то, к чему он зачастую неосознанно стремился — и его жертва не была напрасной.
Гелион любил их всех бесконечно.
В конечном итоге, он решил подарить им рассвет.
>>адрес поста<< |
