В пальцах гаснет сигарета, значит, воздуха нет.
Он почему-то никогда не носил часы. Они словно весили пару десятков килограммов, сильно оттягивали руку, цеплялись за любые поверхности и вообще отравляли жизнь своим существованием. Да впрочем, что там часы, даже когда Марк смотрел время на телефоне, эти данные в несколько секунд исчезали у него из памяти, и он уже всерьёз начал задумываться, что время в своей физической форме почему-то его невзлюбило.
Хотя, конечно же, время не имеет значения. Оно слишком субъективно.
Джинджер опаздывала. Время шло, шло, а Джинджер опаздывала. Райнер уже порядком устал плевать в потолок, курить и ждать. С каждым страдальчески кинутым вверх взглядом потолок становился всё ниже и ниже, и это угнетало. В усталую голову не забредала ни одна мало-мальски достойная мысль, которую можно было вынести на суд общественности. Тухло, скучно, безыдейно. На улице стоял чёртов промозглый февраль, благо хоть, за наглухо зашторенными окнами заброшенного клуба не было видно вязкой каши из снега и грязи, коей он – февраль - был полон по самые уши.
- У меня газ в зажигалке кончился, - откашлявшись, глухо известил Райнер. Под рассеянным и неярким светом лампы было особенно чётко видно, что он регулярно промахивался мимо пепельницы, и часть пепла обнаружилась даже на дне кружки, в которой ещё оставался холодный, подёрнувшийся плёнкой чай. Он демонстративно пощёлкал колёсиком, и чуда, как и ожидалось, не произошло. – У тебя нет лишней?
Закинул ногу на ногу, поудобнее устроился в условно мягком кресле, скрестил руки на груди. Уставился на Константина. Как там говорится в психологии? Поза закрытости и готовности обороняться. На данный момент – от внутренних врагов.
- И вообще. Сколько у нас осталось?
Осталось всего. Денег, связей. Времени. Терпения.
- И где мы возьмём динамит? – уже тише. Здесь у стен ушей нет, но паранойя, знаешь ли, уже не болезнь.
«Сколько всё это продлится?»
Четырнадцатое февраля двадцатого года не задалось. Тот факт, что он всё время своего бесполезного существования был один, уже давно стал данностью и тем, к чему сводились мысли бессонными ночами. Но если завтра – война, если завтра – стрелять, то не лучше ли не иметь ничего, что может помешать выполнению плана? Ведь сначала – работа, а уже потом – всё остальное.
Легко признать свою победу, сложно – поражение. А как отнестись к тому, что твои безумные – а они безумные – идеи принимают и соглашаются с ними? Ведь тебе, Райнер, отвечать, если что-то пойдёт не так, тебе и только тебе. Можно тысячу дней обсуждать мельчайшие подробности плана, сидя в этом безопасном убежище с зелёными обоями, но когда дело дойдёт до коктейлей Молотова и подожженного фитиля, что тогда? Он даже боялся, с какой-то стороны, посвящать их в свои планы, потому что Рихтер идею подхватил, и она была вынесена на обсуждение. Но в геройствовать в одиночку не было рассматриваемым вариантом.
«Соратники. Не увидеть бы вас мёртвыми завтра».
Да, он всегда начинал беспокоиться заранее.

Отредактировано Mark Rainer (2012-12-20 22:24:34)

- Я не в восторге мотаться по всему Берлину, чтобы потом оказаться в какой-то богами забытой квартирке на чёртовой окраине, потому что ты так боишься, что нас вычислят.
Марк в полёте перехватил флешку – что за день, все как будто сговорились сделать единственным способом передачи нужных и важных вещей передачу по воздуху, что зажигалка, что флешка. Впрочем, последняя была на порядок важней сувенира от Рихтера.
Он был порядком удивлён, что её передадут именно сейчас и с Джинджер – таких каналов рыжая знать была не должна.
- Я надеюсь, до свержения не дойдёт. И у нас есть дела поважнее, чем пустая внутриштормовая возня.
Подключив флешку, Райнер вывел изображение на свой экран и развернул его так, чтоб видно было всем. Нависнув над оным, несколько замедленно, переводя для себя изображение вверх ногами в нормальный вид, принялся разъяснять стрелки и цифры, которыми была испещрена картинка.
Марку по долгу службы доводилось бывать в здании, и он не понаслышке был знаком с его масштабами, прочностью и неприступностью – даже журналисту с официальным заданием были абсолютно не рады, и приходилось доказывать законность каждого своего шага, размахивая удостоверением перед каждым встречным носом. Простые чёрные линии в голове Райнера имели вполне реальные очертания – здесь дверь, окно, лестница. Он мог бы по памяти нарисовать простенькую схемку комнат, до которых ему удалось дорваться, но это было ничем, по сравнению с той подробной картой, что была теперь в их полном распоряжении. Рассказывал Марк в основном Константину – Джинджер сориентируется по ходу, ещё раз вводить кого-то в курс дела было чересчур хлопотно, да и слишком многое пришлось бы объяснять. Девочке не впервой, подхватит – глядишь, и скажет чего.
- Это схема бундестага. Нижний этаж, первый, второй, внутренние помещения, территория – словом, всё, что нам нужно. Красным отмечены охраняемые проходы, зелёным – свободные. Лично я зелёных не вижу. Цифры – предполагаемое количество охранников на каждом посту, параметры здания, площадь каждого помещения и так далее. Бесценная штучка, не правда ли? Информации можно доверять на все девяносто девять процентов.
Марк вернулся в кресло и теперь уже осторожно стряхнул пепел – портить подобное сокровище не хотелось.
- Нам нужна взрывчатка. Добыть её можно разными путями, но, боюсь, единственно доступный нам - купить. Пошугать по нашим, узнать, кто имел отношение к буровзрывным работам и в курсе, что и как. Будьте готовы к заоблачным ценам. Количество взрывчатки будет зависеть от её консистенции. Тротил, нитроглицерин, астролит, си-четыре – я не знаю, что мы сможем достать. У нас есть масса здания и его площадь, рассчитаем уже по ходу, когда станет известно, на что можем рассчитывать. То же самое и с местоположением взрывчатки. Оно безусловно – под здание. Нам нужен способ подорвать это всё дело дистанционно, но эта проблема – наименьшая из всех возможных. Конечно, смерть за правое дело – тоже вариант, но вряд ли смертников в наших рядах найдётся достаточно, а одному-двоим с этим не справиться. И даже троим. Итак, что необходимо сделать: найти дилера, найти деньги, заложить взрывчатку, - подохрипший от разглагольствований Марк в этот раз обратился непосредственно к Константину. - Что конкретно сказал Бахман? Он не выделит ни евро, или есть надежда что-то из него вытрясти?
Оливер славился своей консервативностью и скупердяйством, когда дело доходило до вещей, что были не по нраву лидеру Шторма. И тут хоть кол на голове теши, заставить его сделать что-то, что противоречит его интересам и убеждения – задача, близкая к невыполнимой.
Стрелка на часах едва ли подползла к восьми, хотя на улице наверняка уже было темно, как глухой ночью. В такую погоду к чёрту сбивались все биологические часы, организм жаждал впасть в спячку и только литры кофе и чая позволяли ему кое-как держаться на ногах и не засыпать прямо на ходу. Впрочем, сейчас об отдыхе можно было забыть, да и не хотелось – распалённый собственной речью Райнер желал активных действий и участия в процессе. Теперь цель казалась на порядок ближе, чем она была ещё пятнадцать минут назад.

Посмотри, что там снаружи, в окружающем мире. Там – закрытые границы, жестокие люди, вечная слежка; ты априори попадаешь под подозрение, ты выделяешься, провоцируешь публику, и без того жадную до хлеба и зрелищ. Это было его профессией – эпатаж и провокация. Вечно выносить сор из государственный избы на страницы печатных изданий, гордо ставить под этим свою узкую роспись несмываемыми чернилами и ждать то ли признания и вечной славы, то ли града из тухлых помидоров. Финита ля комедия? Ха, мы ещё даже не начали.
- Паранойя фюрера по масштабам сравнима со зданием бундестага, нас не подвели бы и на пушечный выстрел. Так что, да – подобраться не выйдет. Но я могу добыть нам пропуска. Журналистские. В издательстве меня и так ненавидят, одной проблемой больше, одной меньше – мелочи жизни.
«И не тыкай пальцем в экран, раздражает»
- Если туда подобные группы и впрямь пускают, возможно, это будет лучшим вариантом.
Одни и те же способы из года в год, из века в век. Перекроют одни пути – мы создадим новые, прорубим, прокопаем, прогрызём, если понадобится. Отдаваясь чему-то целиком нужно всегда быть готовым, что не оправдается ни единая из совсем не скромных надежд, что после не останется ничего, чем можно было бы жить, и ради чего. Райнер не мог сказать, что он ненавидит фюрера или кого-то из приближённых. Он не стал бы мстить даже за Кэтрин, потому что бессмысленно. Ненависть – слишком сильное чувство, чтобы тратить его на подобных подонков, которые просто не ведают, что творят. Перекрывая входы и выходы, переиначивая систему под себя, выстраивая новую Берлинскую стену – будь готов проснуться с ножом в груди.
- «Поддержать нас»? – Мрак удивлённо поднял бровь - Я правильно понял, что он не собирается в этом участвовать?
«Кому я могу доверять?»
«Кто из них не предаст…плевать на меня, идею?»
Райнер пристальнее вгляделся в знакомые черты лица Константина – ты со мной или против меня?
Иногда он понимал фюрера – у него и впрямь были все основания для паранойи.
Наверное, каждый из них лгал. Во благо, во зло – не суть важно, но когда в дело вкрадывается ложь, оно заведомо гиблое. Бесперспективно, невозможно – Б истинно, только если истинно А. Кто-то покривил душой – дело коту под хвост.
Он молча свернул изображение и убрал флешку. В кармане она глухо столкнулась с чем-то сопоставимым по размеру; с несколько удивлённым видом Марк извлёк рихтеровскую зажигалку, про которую уже успел забыть. Достал сигарету. Вернул зажигалку законному обладателю.
- На. Не люблю всё-таки чужие вещи присваивать.
Заодно можно будет в очередной раз попытаться бросить курить. Он себя знал – если в карманах или дома зажигалки не найдётся, он будет мучиться, страдать, злиться на себя и окружающий мир, но за новой не пойдёт, просто потому что лень. Это была какая-то очень странная разновидность лени, которая, впрочем, уже насильно помогла Марку избавиться от многих привычек. К сожалению, от хороших тоже.
- Робин Гуд, Гай Фокс…Сплошное подражание полумифическим героям прошлого. Если помнишь, их историям было далековато от счастливого конца. Но, чёрт возьми, ломать национальный банк, взрывать бундестаг…
«Я, кажется, только сейчас осознал, что всё серьёзно».
Но у Рихтера горели глаза.
- Мы справимся такими силами?