«Вот интересно, - размышлял про себя Фальк, с высоты своего роста глядя на низкорослого собеседника, - этническая принадлежность начинает проявлять себя особенно сильно именно в тот момент, когда понимает, что находится в пространстве, где нежелательна, откуда ее попросту выдавливают? Или это уже индивидуально для каждого? Меня же вот не тянет надевать зеленое, и плясать чечетку, например».
Его собеседник исходил брызгами слюны, и горохом сыпал частыми, гневно булькающими фразами с французским акцентом. Фальк слегка покрутил длинным указательным пальцем в воздухе, и он чуть понизил голос, но пыла своих речей не утратил.
- Я понял вас, друг мой, - плавный свет напольных ламп в приемной был рассеянным, но какой-то огонек все же проскользнул по глазам доктора. – Нет нужды так разоряться, на то, что вашего подопечного перевели из моей клиники, есть причины. У меня центр пластической хирургии, но не стационар. А переломы, смею заверить, превосходно срастаются и в общественных госпиталях.
Появившаяся у дверей молоденькая медицинская сестра с укоризной глядела на беспокойного посетителя, который уже на протяжении четверти часа распекал главврача, а тот только с доброй улыбкой смотрел на него. Ну и что такого, что юношу с ожогами и сломанной ногой перевели в общественный госпиталь? Первую помощь ему оказали ведь здесь, и доктор Фальк лично оперировал его. И как он только терпит этого наглого французишку?..
Без малейшей тени раздражения Томас  еще раз кивнул своему неспокойному собеседнику, и, длинной рукой дотянувшись до письменного стола, сцапал с нее информационный планшет.
- Друг мой, здесь история болезни вашего подопечного, реквизиты общественной клиники и его нынешнего лечащего врача. Когда срастется перелом, и проявятся результаты пластической операции, привозите его к нам, я посмотрю. Инге, что у вас? – обратился он к медсестре, и та так и встрепенулась.
- Фрау Метцгер, как и было назначено, на одиннадцать…
- Конечно. Я сейчас буду, спасибо, что передали, Инге, - Фальк обращался на «вы» к любому из сотрудников своей клиники, разве что к тем, кто моложе – по имени. Медсестричка вышла, а на тощем запястье доктора клещами сомкнулись пальцы немца французского происхождения.
- Метцгер? – делая ударение на последний слог, прошипел в нос соратник из Сопротивления, и Томас лишь лишний раз вздохнул про себя.
- Давайте не будем продолжать обсуждать то, о чем уже говорилось неоднократно. Это моя работа, - и кивком головы дал понять собеседнику, что разговор окончен.
Нет, на самом деле, большинство соратников по организации понимали, что работа Фалька – лишь прикрытие, и что респектабельность и надежность его заведения для Сопротивления весьма важна. Но, стоило некоторым личностям услышать чье-нибудь громко звучащее имя в списке пациентов, как все, здравствуйте, бык-коррида-красная тряпка. Это неизменно печалило доктора, который очень любил свою работу.
Дверь приемной плавно отъехала в сторону, и Томас шагнул навстречу своей пациентке.
- Доброго утра, фрау Метцгер, - миниатюрные женщины всегда вызывали у Фалька какое-то чувство щемящей, едва уловимой симпатии. Чего, по в сей видимости, нельзя было сказать о его соратнике из Сопротивления – тот неприкрыто сверлил женщину неприязненным взглядом. Слегка похлопав того по плечу, Фальк слегка указал на дверь – подбородком. Крепыш-француз, зло хмыкнув, поспешил к выходу, едва не задев вошедшую супругу министра обороны.
- Прошу прощения, фрау Метцгер, - Фальк виновато улыбнулся, и жестом пригласил женщину сесть. Удобные, не слишком низкие светлые кресла  в приемной отлично гармонировали с темным деревом журнального столика, и с сочной зеленью комнатных растений, что были страстью одной из техничек – к слову, тоже соратницы по Сопротивлению, дамы пожилой, и на редкость адекватной. Рядом с Фальком, словно по мановению волшебной палочки, возникла Инге, и информационный планшет с историей болезни фрау Метцгер оказалась у доктора в руках.
- Рад вновь видеть вас, сударыня. Печально признавать, но мои услуги, судя по всему, сейчас вам вовсе некстати - выглядите вы превосходно, – вновь улыбнулся Фальк, сверяя  данные последнего посещения его клиники супругой министра обороны со сроком длительности последней проведенной процедуры.

Отредактировано Thomas Falk (2013-02-12 05:07:05)

«Правду говорить легко и приятно» - любопытно, а запретили ли того автора, что вложил эти слова в уста своего героя? Запамятовал что-то доктор Фальк., но мнения своего не изменил бы относительно изречения – ему действительно, легко и приятно говорить правду клиенткам. Ведь он-то как раз и видит их если не насквозь, так полностью, этих женщин. И зачастую именно он становится их последним шансом на обращение времени вспять. Впору бы возгордится, кому угодно, но Фальку не было дела до подобного. Бабушка Доротея всегда говорила, что ему не хватает честолюбия.
Сам же Томас проку особого в честолюбии не видел. Журавль в небе пусть себе летает, а у него тут уже целый выводок синиц в руках. Фальк провел пальцами по чуть теплой сенсорной поверхности, и чуть покачал головой.
- Пройдемте, сударыня. Чтобы назначить дату нашей следующей встречи, сперва стоит оценить положение. К слову, что привело вас ко мне в этот раз? Ведь ваша кожа чувствует себя прекрасно, разве только периодическое волнение не слишком идет ей на пользу, - доктор распахнул перед пациенткой дверь процедурного кабинета, где куда более яркое освещение позволило ему озвучить свое последнее наблюдение. – Прошу, садитесь, - он указал женщине на специальное кресло, а сам подошел к умывальнику, и пустил теплую воду, моя руки.
Фальк не любил перчатки при осмотре – тактильные ощущения ценил превыше всего, в своей работе. Ведь иначе как почувствовать, что надо коже?
- Расслабьтесь, закройте глаза, - лицо пациентки пальпировал бережно, касался едва-едва, и, чуть щурясь, смотрел на точеный профиль. Показалось ли, или губы фрау Метцгер были что-то слишком поджаты, чересчур напряжены? Нет, не показалось. Залегает чуть в уголках легонькая такая, чуть горькая складка, которая говорит зоркому глазу о том, что обладательница этих губ чем-то расстроена, но тщательно это скрывает. Это не складка недовольства, которая возникает чуть выше, и от которой напрягается почти вся круговая мышца рта. Это… да, то самое – «горькое, затаенное».
Впрочем, все равно. Его это не касается, - Фальк в последний раз слегка нажал на прозрачную кожу виска пациентки, и разогнулся, выпрямляясь.
- Ничего, кроме обычной косметической процедуры я бы не стал рекомендовать, - покачал он головой, вновь споласкивая руки. – Меньше волнений, больше здорового сна, фрау Метцгер. Впрочем профилактики ради могу предложить вам небольшой курс инъекций. Обколем проблемные зоны, и, одна ваша улыбка, как все тут же встанет на свои места.
Для своих тридцати семи лет Ангелика Метцгер выглядела действительно хорошо. За все время, что Фальк курировал ее, ему ни разу не приходилось прибегать к каким-либо сильнодействующим средствам, не говоря уж о масштабной пластике лица. У этого творения природы он лишь слегка исправлял огрехи, да подновлял краску, словно на полотне художника, что стало со временем изменяться.

Фальк слегка покачал головой, стряхивая с рук капли воды, и проходя вслед за женщиной в приемную.
- Простите, фрау, если выразился недостаточно четко, - он кивнул Инге, что подала ему полотенце, - но я имел в виду уколы коллагена и некоторых кислот. Они запустят регенерационные процессы в коже, и, как я уже говорил – вам только надо будет улыбнуться, - Томас вручил Инге полотенце, и прислонился бедром к конторке, что находилась в приемной, и, заведя длинную руку за спину, нажал кнопку консоли.
- Здесь, и здесь, - на Ангелику Метцгер смотрела полупрозрачная голограмма ее лица, а слегка «уставшие» участки кожи были подсвечены светло-красным. Несколько точек всего, к слову. Сканирование-снимок было сделано специальной аппаратурой, что находилась над креслом в смотровой, пока Фальк оценивал состояние лица своей пациентки. – В ход пойдет новейшая разработка, после которой, увы, хоть мне и нелегко и грустно это говорить, мы с вами не увидимся еще долго. Новая сыворотка выравнивает баланс кожи буквально на клеточном уровне, и, при соблюдении моих рекомендаций насчет сна и спокойствия, вы успеете позабыть, как я выгляжу, - улыбнувшись, Томас слегка щелкнул себя по длинному носу.
Близкие Фальку люди, кс лову, иногда спрашивали: отчего же вы, Томас, таким умелым будучи, себе внешность не исправите? Ведь с таким носом можно смело изображать орла, даром, что руки-крылья уже есть. На что Фальк лишь посмеивался, отвечая, что оперировать стоя перед зеркалом еще, увы, не навострился, это во-первых, а  во-вторых – слишком уж он привязался к своему носу. Какой-то родной он, что ли, как-никак, всю жизнь при нем. И с таким вот символом-вызовом всему своему делу, всей своей профессии, наверное, всю жизнь и ходил доктор.
- Итак, фрау, что вы изволите решить? В принципе, ваша кожа действительно «может потерпеть», говорю прямо, и не стоит за это благодарить. Но вопрос в том, сколько она протерпит, когда придется уже прибегнуть к чему-то более серьезному, нежели легкие инъекции.
За стеной послышался какой-то шум, Фальк чуть нахмурился – незаметно, и перевел взгляд на клиентку.

Отредактировано Thomas Falk (2013-02-16 15:13:02)

Что происходило следующие минут тридцать (а то и шестьдесят – Бент потерял счет времени) юноша помнил смутно. Яркий свет лампы в лицо сквозь полузакрытые глаза – это как дальний свет в конце тоннеля. Краузе уже думал о том, что ждет его на том свете и о том, как отвратительно умирать от пули какого-то безвестного мальчишки, который вряд ли вообще умеет обращаться с оружием, раз стрелял в брюшную полость, а не в голову.
Цепляясь изо всех сил в белоснежный рукав доктора Фалька, тем самым пачкая кровью его халат, Бент будто бы пытался ухватиться за последнюю спасительную нить, которая могла вот-вот оборваться под напором кровотечения. Очень поэтично, пафосно, но именно так и думал полубессознательный сопротивленец, постепенно погружавшийся в «сон».
Конечно, скорую вызывать на место происшествия было нелепо по двум причинам: во-первых, обычная карета не только бы достала Краузе с того света, но и подпортила ему репутацию – в лучшем случае. В худшем его бы просто приставили к стенке. Во-вторых, даже если бы он звонил именно Томасу, чтобы тот подхватил его на автостоянке, то времени было мало – он просто не мог сидеть рядом с телом, пока на услышанный выстрел слетятся полицейские. Как коршуны.
Бенту лучше было не видеть, как Томас возится с его потрохами, но упрямство и острое нежелание терять сознание сподвигли его на героический поступок: чуть приподняв голову, юноша смотрел на то, как уверенно Фальк заштопывает его пулевое ранение. К счастью, он не чувствовал, как острая хирургическая игла вонзается в его кожу, а даже если бы чувствовал – сил на безумные вопли боли не оставалось.
- Прекрати цирк… - с трудом выдавил из себя едва-едва оклемавшийся «племянничек». Конспирация есть конспирация, но перегибать палку тоже не стоило. К тому же, женщина, сидевшая на бежевом диване в приемной, показалась поразительно похожей на… нет…
Томас оставил лежать Бента на холодном испачканном в крови столе, вероятно в надежде, что племянник преставится раньше времени.  Конечно, это было не так. Юноша поднял большой шум, и Фальк пытался сейчас уладить проблемы, которые устроил ему и его клинике непутевый соратник.
Превознемогая страшные боли, Бент поднялся. Полежать минут десять после операции ему оказалось достаточно, чтобы собраться с силами и выйти в приемную, прижимая к боку перевязку. Краузе замер на пороге, немного страшась беспокоить Томаса по такому незначительному поводу.

Маленькая женщина держалась с поистине какой-то мраморной твердостью, что придавала ее точеному лицу еще больше сходства с античной статуей. Фальк несколько поморщился, внутренне – в своей клинике хозяин он, и, следовательно, последнее слово должно оставаться за ним. Сказал вернуться к вопросам пластики, значит, так и следовало поступить, оставив позади инцидент с ранением «племянничка»... А вот и он, собственной персоной.
- Дружочек, твой лимит спасений на сегодня исчерпан, - скучающим голосом доброго дядюшки проговорил Фальк. – Если сейчас у тебя что-то откроется, то будь добр, ступай заливать кровью коридор, здесь за тобой только-только прибрали.
Дуракам, поистине, закон не писан – Томас едва сдержал очередную волну раздражения, и по тонкому лицу проскользнула все-таки легкая гримаса. Вот нет же покоя... хм, беспокойным людям. Чего ради Бент поднялся с койки, ему было непонятно, да и в принципе, знать не хотелось, - Фальк шагнул к юноше, намереваясь того едва ли не за ухо уволочь обратно в палату, но заданный пациенткой вопрос заставил его остановиться.
- Шельмец, с каких это пор ты в родстве с самим господином канцлером? – теперь уже была очередь доктора округлять глаза, и переводить лукаво-изумленный взгляд с Краузе на фрау Метцгер. – Учти, если господин Энгельберг поймает тебя рядом со своей дочерью, то у меня не хватит ниток, штопать тебя, - балагуря, Томас все же подошел к Бенту, и придержал его за плечи. Парнишка все-таки едва держался на ногах.
- Знаете, фрау Метцгер, - доверительно улыбнулся Фальк женщине, - я всех таких рыжих идиотов, ради бога, простите за выражение, зову «племянниками». Они напоминают мне моего отца – он тоже был рыжим, и таким же неспокойным.
Конечно, Томас папеньку своего в глаза не видел, и знать не знал тем более, как тот выглядел, но фрау Метцгер-то откуда может быть об этом осведомлена?
- И родство между нами так сказать, духовное, и стало крепче еще сорок минут назад – как-никак, жизнь этому юному остолопу я все же сохранил. Впрочем, судя по всему, я имею все шансы распрощаться со своим родственником вот прямо сейчас. Мальчик мой, или отправишься в палату, или все случится именно так, как я говорил ранее.
Не привыкать Фальку было плести словесные кружева, запутывать собеседника, и уклоняться от прямого ответа. Честный по натуре, он словно всякий раз, когда дело касалось конспирации, надевал не свое лицо. Или свое? Да какая, впрочем, разница. Ради своего дела – второго своего дела, он пойдет на все. На любую, даже самую глупую ложь.
И улыбался он в таких случаях немного иначе – устало и умудренно, некоторым образом. Ну и дела, как говорится – помощник канцлера фатерлянда и жена министра обороны. Вот так переплет, вот так симпатичная свинюшка, подложенная рыжим остолопом…
Фальк, продолжая улыбаться, внимательно, зорко глянул по сторонам, и подошел к консоли, вроде как включая кондиционер, а на самом деле заблокировал устройства звуковой и видео- записи. Мало ли что тут прозвучит, мало ли как поведет себя накачанный обезболивающим, и едва себя сознающий от потери крови Краузе.
Мало ли, как что еще скажет эта похожая на мраморную статуэтку женщина, что вцепилась в него своими такими красивыми, но такими ледяными зелеными глазами.

Нет покоя… как там звучало это некультурное слово? Верно. Ебанутым нет покоя.
Томас только сощурился, когда побелевшая рука соратника вцепилась в него, и дал себя увлечь в коридор, испуская тяжкий, полный горечи и досады вздох. Сие было предназначено для фрау Метцгер – вот видите, сударыня, с какими… интересными личностями приходится порой иметь дело, которые полностью игнорируют предписания врача, и скачут, аки горные козлики, по коридорам в условиях ранения в брюшную полость.
Выслушав сбивчивую речь соратника со всем тем же скучающим видом, Фальк приставил длинный палец к бледному, испариной покрытому лбу Бента.
- Тебе, часом, не мозги вышибли, дружочек? – участливым шепотом осведомился доктор. – Пристрелить жену министра обороны, с которой ты видишься по пять раз на дню? Или у тебя уже бред? – он вгляделся в почти синюшное лицо молодого человека. – Определенно, бред, - и подхватил Краузе, когда тот начал оседать. Едва-едва коснувшись шепотом уха юноши, Томас улыбнулся.
- Бент, если и воздействовать на нее, то вначале словами, а потом… В отличие от тебя, дорогой мой любитель огнестрела, я умею работать чисто. Есть препараты, после которых случившееся покажется ей странным сном. А ты, друг мой, мою брехню мог хотя бы поддержать. Если для тебя это цирк, то под пологом моего, так сказать, шатра, укрывается столько клоунов, что обхохотаться можно, если сейчас их всех заставят выступать перед публикой.
Придержав юношу за плечи, Фальк усадил его на низенький диванчик в коридоре, и вновь склонился к его уху.
- Пока не прозвучали определенные слова, опасаться этой женщины нечего. Не пойман – не вор. Продолжай гнуть мою линию, скажи, что стал жертвой хулиганов, или еще кого – уведи ее мысли от нас. Или, - Томас сощурился, - повозмущайся, что тебя, такую важную персону, подстрелили.
«И фрау Метцгер поймет сама, что, пусть я даже и спас жизнь помощнику самого канцлера, шумихи я поднимать не желаю. Не потому что мне есть что скрывать, а по той простой причине, что иметь дело с любыми власть имущими людьми Томас Фальк предпочитает только в ключе рабочих вопросов. Бородавки, например, убирать».