- Фааарш невозможно провернуть назаааад… - Скорбно напевала Марта, пропуская сквозь пальцы нарезанные полоски бумаги, которые совсем недавно были протоколами встречи канцлера с населением за последний квартал.
"Лучше бы я про них забыла. Сейчас было бы не так обидно."
Последние полчаса Марта проводила ревизию в резервах храбрости, сжимая в ладонях кружку кофе с молоком. Предполагалось, что кофе будет ее согревать, но за полчаса он успел остыть и роли поменялись, хотя девушка этого не заметила, сосредоточено шевеля бровями, уставившись на свое отражение в зеркале. Как она не старалась, выражение лица не становилось более жалостным, даже наоборот - Марта начала казаться самой себе сморщенной дыней и внезапно выявленные в зеркале щеки хомяка проблеме никак не помогали. Давным-давно ее брат Дитрих шутил, будто бы Марта способна пережить любые невзгоды, будь у нее чашка кофе с молоком и пара конфет. Но как, как, скажите на милость, она может есть конфеты, когда у нее такие дынные щеки?.. Ну вот, снова она отвлекается. Впрочем, как и всегда.
"Я в буквальном смысле планктон из мультика про Спанч Боба. У меня никогда ничего не получается и я замужем за компьютером."
Мысль настолько живо расцвела в ее воображении, являя зеленоватую Марту, грустно шевелящую усиками, что  девушка нервно рассмеялась, тут же оглянувшись, не видел ли кто. На самом деле ей было не до смеха – рано или поздно ее уволят и это «рано» может наступить сегодня, а ей хотелось бы дождаться куда более утешительного «поздно». Обычно каждый свой провал Марта встречала легко, особо не заморачиваясь. Ей не составляло труда извиняться до потери пульса, сияя искренно виноватой улыбкой, и это почти всегда срабатывало, но сегодня был не тот день. Сегодня ее вина не была полноценной, ну почти. Подумаешь, она позвонила герру Ламберту чуть позднее, чем следовало. Рано утром, а не вечером накануне. Да, она снова забыла заглянуть в блокнот (и зачем только записывает в него дела, если все равно забывает туда заглядывать?)  и теперь в гипотетическую очередь на плевок в ее сторону добавился еще и герр Ламберт. Она заедет к нему извиниться после увольнения. Принесет шоколадных конфет и под угрозой сахарного диабета потребует прощения.
А то, что вместо ненужных документов Марта загрузила в шредер протоколы встречи канцлера с населением – чистая случайность, ее отвлекли. Случайность, на исправление которой уйдет минимум пара часов, которых у нее нет – совсем скоро придет Каспар и, вестимо, уволит ее. Все так хорошо начиналось – идеальное место для практики, столь уважаемая ее родителями передача. Почему твоего личика еще нет на экране, милая? Пап, я подготавливаю тексты для эфира, а не веду его. Да, она готовила для эфира тексты – наводила справки, приносила документы на подпись, собирала тематические протоколы ("А потом спускала их в шредер", с мрачным смешком подумала Марта), варила кофе – занималась всем тем, чем занимаются секретари. С двумя только поправками: Марта позорила честь всякого секретаря, а в это время в университете свято верили, что одна из их студенток проходит запланированную учебным планом практику в одобренной Министерством пропаганды программе. По-крайней мере она приходила проситься на практику, а то, что кто-то чего-то не расслышал и взял Марту в секретарши – ну так это явно один из знаков судьбы, которые Марта умела читать как никто другой. Уж лучше бы она умела читать между строк и должностные инструкции.
"Если я позвоню ему и сознаюсь, а потом брошу трубку, словно оборвалась сеть, возможно он успеет простить меня до того, как приедет на работу."
Отвергнув и эту идею как слишком глупую даже для нее, дубинушки-Марты, как ее в детстве обзывал Дитрих, девушка потянулась за телефоном. По воле судьбы, распределение ресурсов двойняшек Драйлинг прошло не гармоничным образом: Дитриху досталась большая часть интеллекта, а Марта получила красоту. Оба с этим утверждением яростно спорили, но так считала большая часть их окружения, включая родителей. Марта вовсе не была конченной дурой (всему виной излишняя рассеянность и мечтательность, которые держали фройляйн Драйлинг в стране единорогов), а Дитрих в дни своего хорошего настроения казался чертовски очаровательным. Но как уж получилось.
Когда Марте грозили неприятности, она подсознательно начинала ждать каких-либо действий извне, способных вырвать ее из-под опускающегося на рыжую голову дамоклова меча.  Перед экзаменом девушка верила в метеорит, который обязан свалиться на нее перед тестом.  Набирая номер своего начальника, Марта прислушивалась к любому необычному звуку в помещении, надеясь на террористов, которым понадобится записать свою угрозу правительству именно на  телестудии программы «Час», коль их в последнее время так много развелось. Тогда Марта, разумеется, грудью бросится защищать честь простых немецких граждан и, возможно, умрет героиней. А вся команда «Часа», включая осветителей, будет рыдать над ее могилой, вспоминая какой доброй и милой она была. Даже Каспар признает ее выдающиеся таланты секретаря перед лицом вечности, которая уже поглотила бедную Марту, так ценившую свое рабочее место и готовую защищать его до конца.
- Закидывая протоколы в шредер. – В сердцах бросила Марта, не дождавшись террористов и готовая нажать кнопку набора. Но момент был упущен – Каспар стоял в трех шагах от нее и явно услышал последнюю фразу. – Ой.
Единственным, что все еще поддерживало ее дух, стало секундное облегчение – герр Хаузер не мог слышать одну из ее любимых глупых песенок и с работы она вылетит с небольшим остатком собственного достоинства.

Осознав, что никто не собирается увольнять ее сиюминутно, Марта воспряла духом. Ей до зуда в ладонях хотелось взглянуть на свои пальцы и проверить их кривоватость, точнее, ее отсутствие, но она мужественно держалась, не решаясь дать слабину перед лицом не врага, но худшего противника любого человека – начальства. Риторический вопрос Каспара Марта оставила риторическим, прикусив губу. Девушка искренне раскаивалась, однако обладала планкой, фиксирующей количество допустимых унижений в свою сторону.
А если ее так и будут называть «милочкой», она собиралась принять меры. Марта собиралась затаить на человека добро. В ее понятии, зло затаивать – себе дороже, оно обязательно загниет где-нибудь в глубине души, а то еще хуже – покроется плесенью. Как человек, обладающий богатейшим воображением, Марта в красках представляла мохнатое заплесневевшее зло, проедающее ее изнутри. Ну уж нет. Затаивать добро гораздо приятнее и безвреднее. Сначала по крупицам стягивать все хорошее, когда-либо услышанное от объекта, все лучшие черты его характера, а потом сложить в воображаемый мешочек и запрятать поглубже. В случае любой душевной невзгоды это единственное средство, способное сдержать от необдуманных поступков, лучей ненависти и обид. Как же можно обидеться на того, чей мешочек добра надежно пустил корни в твоем сердце.
Но пока мешочек добра Ингрид был пуст и Марта начинала нервничать. Приготовившись расписаться на бланке бронирования личного места в раю, она проглотила обиду, почти физически ощущая, как та скользким прохладным камешком проскользнула вдоль кармы.
«…но я не пучу глаза. У меня просто лицо такое!» - Беспомощно взвыла Марта, благоразумно не произнося мысль вслух. Нахмурившись, девушка молча открыла «Рабочий стол», морщась от высокоградусной патетики в голосе Ингрид. 
«Кто такой канцлер, кто такой кааанцлер» - Мысленно передразнила Марта фройляйн Бухгольц. Да, она знала, кто такой канцлер – странный и несимпатичный мужик, которого часто показывают по телеку. Марта усвоила главное – про этого мужика нельзя говорить плохое,  лучше даже не шутить в его сторону. Все сразу как-то начинают нервничать, бегать глазками и потеть. Драйлинг этого не понимала, но правила игры приняла, пусть и с некоторыми уговорами совести. Она чувствовала: дело пахнет керосином, но знала, что слишком мало знает для того, чтобы делать выводы. А знать больше – наживать проблемы. Проблемы же Марта не любила, у нее и так их хватало с тех пор, как ее взяли «на практику».
- Да что Вы так волнуетесь. Это же копии протоколов, а не сам протокол. – Пробормотала Марта, постукивая пальцами по столешнице в ожидании чуда. «Эта женщина что, всерьез считает, что, если бы я могла, не восстановила все тотчас же?» - Недоумевала Драйлинг, вздыхая. В графе о ее образовании стоило писать «злокачественное», без уточнения периода обучения. С компьютерами она была на «Вы». Когда ее бывший парень притащил домой допотопный системник с дисководом, Марта поверила, будто это – подставка для кофе.
- Все будет хорошо. – Авторитетно заявила девушка, гипнотизируя «Рабочий стол» взглядом. Экран мерцал и подрагивал, удаленным файлам от взгляда Марты легче не становилось. Марте – тем более. Эту процедуру она уже выполняла полчаса назад с нулевым результатом. Экран отвечал ей агрессивным слоненком с колюще-режущим предметом в хоботе и подписью: «Elephants never forget and they never forgive». Раньше картинка казалась ей смешной, сейчас – ни капли. Девушка невольно начала сравнивать слоненка с Ингрид, от которой шли вполне ощутимые лучи ненависти в ее сторону, сходство не находилось, но Марта спешно сменила обои на котяток во избежание отрицательного фона. Хотя, куда уж отрицательней.
- Исправимся. Исправительные колонии на то и строят. – Марта не сразу поняла, что: а) не смотря на «кто-нибудь», реплика явно ее не касалась б) любые шутки сейчас были не к месту, особенно мрачным голосом, пусть и с котятами на рабочем столе. Она хлебнула воды из стакана, опасаясь, что поперхнется под этими взглядами и с трагизмом, достойным актрисы погорелого театра, произнесла:
- Я не знаю что делать. Они покинули нас, и теперь будут храниться в корзине вечно. – Марта тоскливо покосилась на иконку документа в корзине, подумывая, а не всплакнуть ли, но решила, что Ингрид ее слезы ничуть не тронут, а звать в зрители операторов – не вариант.