Тёплый салат с дарами моря неторопливо остывал перед доктором Фальком, пока последний задумчиво таращился в спокойную гладь витрины кафе на кишащую людьми улицу. Шум народных гуляний нисколько не отвлекал и не тревожил Томаса, который любил тишину – напротив, говорил он сам себе, порой полезно выбраться из клиники, как из леса, и окунуться в мир тех, кому не требуется от него новое лицо, либо жалованье.
Он со спокойным вздохом откинулся на спинку стула, и задумчиво пошевелил вилкой салат. Какой-то крохотный шустрый октопус едва не соскочил с тарелки прочь, но беспощадные зубцы настигли его, пронзили насквозь и отправили в рот. Жуя острую, солоноватую, но интересную на вкус резину, Фальк рассеянно обшаривал глазами помещение кафешки, в которой находился.
Несмотря на февральский холод, народу здесь было не очень-то и много – именно сейчас на улице вовсю крутились всевозможные шоу и выступления. Крутились в буквальном смысле – какие-то там акробатические номера во славу рейха, и тому подобное. Нет, октопусы куда лучше, - прожевав первого, Фальк потянулся за вторым. Положительно, отлично, что он дал сегодня себе выходной. И от дел организации, и от работы в клинике.
Миниатюрная официанточка с убранными под наколку каштановыми локонами, ласково улыбаясь, поставила перед доктором черный кофе, тот кивнул, и проводил ее взглядом – крепкие, красивые ножки. Может, чуть тяжеловато смотрятся лодыжки, но в целом – ножки очаровательны. Вот они дошли до барной стойки, и остановились, чуть взволнованно постукивая скругленным носом туфельки, а вот несколько секунд спустя к ним присоединяются еще одни ноги – мужские уже, в надежных полуспортивных ботинках и неожиданно классических брюках.
Фальк машинально поднял голову, и увидел молодого мужчину, который поставил на высокий барный стул потрепанный чемоданчик врача частной практики – очень хорошо знакомую серую неуклюжую коробку с ручками. Самому доктору на первый взгляд нельзя было дать больше двадцати трех – двадцати четырех лет; он взволнованно сжимал руку официанточки, а она отводила встревоженно взгляд, и постреливала глазками по сторонам. Но во взглядах, бросаемых ею на молодого человека, помимо тревоги, была и неподдельная нежность.
Томас ухватил чашечку с кофе, и, делая вид, что увлечен очередным гадом морским в своей тарелке, стал незаметно наблюдать за парочкой. Вот юноша делает жест, словно хочет увести девчонку, а та опасливо мотает головой, отрицательно, - мол, как же я оставлю посетителей, да и хозяин тут. Всего на минуточку, пожалуйста, - юноша смотрит уже почти с мольбой. Девушка кивает, и, едва не споткнувшись, дает себя увести, напоследок бросив на молодого врача взгляд укоризненный, но ласковый. Томас усмехнулся, прихлебывая кофе – нет, положительно, выбраться в люди сегодня стоило хотя бы ради такой сцены. Как давно этот носатый тридцатишестилетный старик не наблюдал чего-либо подобного… Это словно солнце весенних улиц мимоходом скользнуло по древнему, плотно укрытому слежавшимся серым снегом двору-колодцу. Безумное сравнение, Фальк, ты отвратительный поэт. Пей лучше свой кофе.
Кажется, в кармане пиджака требовательно динькнул телефон, и, стоило Фальку его выудить, как тот зачем-то замолчал, и выскользнул из его пальцев, стукнув корпусом по полу кафешки. Чертыхнувшись, Томас полез за ним под стол, и едва не оглох. Уши заложило звоном осыпающегося на столешницу витринного стекла, что-то на излете задело его поясницу, и Фальк сумел-таки скомпоноваться под небольшим кафешным столиком со всеми своими длинными конечностями.
Стихло – звон стих, но взметнувшиеся крик и плач вновь его оглушили. Столик, увы, полетел в сторону, а Томас уже шарил глазами по помещению, ища, нужна ли кому помощь.
- Я врач! – он вежливо отстранил какую-то благообразную пожилую леди от бьющейся в истерике на полу женщины, и, склонившись над ней, с облегчением понял, что у той ничего серьезного, кроме длинного пореза стеклом на предплечье. Фальк сорвал с себя шарф, и в мгновение ока наложил повязку, попутно отвесив дамочке пару вежливых пощечин, дабы в чувство привести.
… Всюду крик и ор, и все смешалось. Где там тот парнишка с чемоданчиком, ему б сейчас… Фальк замер на выходе из кафе с занесенной ногой. Каштановые локоны тускло поблескивали, медленно напитываясь кровью, серея под пылью известки. Поодаль валялся также припорошенный пылью чемоданчик молодого врача, рука которого по-прежнему крепко сжимала ручку. Только рука, - Томас непроизвольно сглотнул, глядя на лохмотья окровавленной плоти, и обломки костей, торчавших из предплечья. Молодой человек лежал поодаль, и невидяще смотрел в февральское небо. «Господи», - содрогнулся Фальк, спешно высвобождая окровавленную ручку из мертвых пальцев.
Сколько их еще таких? Крики резали прояснявшийся слух, ушные перепонки болезненно ныли. Взгляд выцепил в толпе что-то корчащееся на земле, и монументальную фигуру над ним, показавшуюся смутно знакомой. Зычный оклик, последовавший мгновением позже, сомнений не оставил – бой-баба Крюгер, а имя… Брунгильда, кажется?
- Фрау Крюгер, - кивнул Фальк, с трудом сглатывая – уши ныли дьявольски, и распахнул чемоданчик, подхватывая оттуда шприц, и набирая в него анестетик – едва взглянув на парня с оторванной ногой, от которого поднялась Крюгер, доктор понял, что тот на грани шока. Игла проколола липкую от пота кожу, щелкнул кончик шприца, и Томас поднялся. Скорая, скорая, что ж ты так нескоро? – последствия оглушения давали себя знать, голова начинала гудеть, но руки свое дело знали – сноровисто накладывали шины из подручных материалов, повязки, даже порывались кого-то штопать привычным хирургическим жестом.
Вой сирен ударял по ушам, Фальк болезненно морщился, а когда где-то взревели громкоговорители, то едва не выругался. Тем не менее, в голове металось – что ж то был за звонок, и чьих рук это дело – взрыв? Насколько ему было известно, Сопротивление не планировало подобных акций. Что же, что же, чье же?
- Канал такой-то! Мы ведем прямой репортаж с места событий!..
«О дьявол, еще только прессы не хватало».
Отредактировано Thomas Falk (2013-04-18 04:48:49)