Для начала Эдди вежливо представился, сообщив, что день выдался довольно-таки добрым, хотя сам он ничего хорошего в этом дне не находил. В самом деле, о какой доброте может быть речь, когда утро началось с показательной истерики дядюшки, который вновь пустил в ход костыли, машина третий день находилась в ремонте, и пришлось ехать на автобусе, где он случайно оторвал поручень. В довершение всех бед, то ли у начальства было скверное настроение, и оно посчитало своим гражданским долгом испортить его всем остальным, то ли позабытый в руке поручень навел это самое начальство на мысли о том, что герр Хольцер явился на службу удолбанным до зеленых чертиков, но так или иначе, этот самый герр слышал долгую и обстоятельную лекцию, которая началась со слов «дисциплина», «субординация» и «банальная вежливость», от которых у мужчины начинались припадки, а закончилось почему-то тем, что такому хамлу, как товарищу Эдди только наркотики в жопе у слонов искать, а потому он отправляется в увлекательное путешествие по цирку. Это прозвучало как посыл по веками проверенному маршруту. Как же так, боевого офицера, высококвалифицированного киллера – и вдруг в цирк, как какого-то мелкого чиновника посылать? В цирк. Как будто ему на работе цирка мало. Благо хоть додумался материться на эту тему не особо внятно, а то послали бы еще дальше и обиднее.
Да, рамка – это хорошо, а как у вас с видеонаблюдением? А то ходят тут всякие, а потом похабные карикатуры на канцлера попадаются. Нет, охрану усиливать не следует, здесь же не Пентагон. Да, возможно, потом следует зайти и на склад, но пока для этого нет причин. Реквизит? А в этом хламе вообще можно что-нибудь найти? Нет, он ни в коем случае не останется на выступление, потому что боится клоунов. Да, боится, а со страху может совершить какие-нибудь неподобающие действия, господи Иисусе, да кто-нибудь, заткните уже строителей!
Примерно так выглядела речь бравого капитана, если отбросить все хреноматерные слова, коими он щедро делился с окружающими, принципиально презрев оду вежливости, выслушанную утром.
К тому времени, как они добрались до зверинца, Эдди сам начал тихо звереть, заподозрив герра Шефера в коварном замысле, целью которого была смерть собеседника от скуки. Быстро отверг эту мысль, напомнив себе, что виновных следует искать в другом месте, и слегка оживился, когда речь зашла о гримерках. Если там найдется хоть одна симпатичная гимнастка, то день будет пропавшим не зря.
Бабы почему-то не спешили попадаться ему на глаза, что можно было списать на обычную череду невезений, которые случались с Эдди чуть ли не на каждом шагу. Хреновый из него проверяющий, и все это знают. В первую очередь следовало бы проверить места массового скопления людей и все такое, а не ходить с унылой миной вечного страдальца за хозяином заведения. Зато у всех остальных есть время заткнуть возможные дыры, и это было Эдди на руку. Не хотел он задерживаться здесь дольше, чем требовалось.
– Скажите, а здесь всегда так воняет? – не особо вежливо поинтересовался Эдди, заходя в одну из гримерок, в которой стоял знакомый густой запах пороха, перебивавший даже другие запахи цирка. Выстрелов он вроде не слышал, но разве с этими ремонтными работами и всеобщим бедламом вообще можно услышать хоть что-нибудь? В общем-то, мужчина смутно осознавал, что в реквизите фокусника могут находиться и взрывчатые материалы, как бы без них ставились спецэффекты, но чтобы они начали гореть без чьей-либо помощи – это было уже странно.
  – А если я сейчас открою шкаф, - он улыбнулся, указав головой на объект своей заинтересованности,  –  мне оттуда на руки не вывалится свежий труп?
И, чтобы подтвердить или опровергнуть свои догадки, мужчина распахнул дверцы шкафа. Ну, честное слово, уж лучше бы это был труп. Вещь знакомая, бесполезная и абсолютно безвредная для окружающих. Но когда каким-то чудом ловишь взрывчатку кустарной работы, едва не свалившуюся на пол и не разнесшую половину здания к таким-то чертям, становится как-то не по себе.
– Нет, ну так же не бывает! У вас было время заткнуть все дыры, – все-таки психанул Эдди, со злости едва  не швырнув находку в стену. Вовремя одумался, молодец. Глубоко вздохнул, аккуратно положил ее на место, уселся на край стола, окончательно забыв о вежливости,  – Вальтер, вы можете познакомить меня лично с тем идиотом, который срет там где живет, или сначала собаку с полицией на предмет поиска других неподобающих вещей вызвать?
Нет, здесь определенно что-то не складывалось. Не мог нормальный, здравомыслящий человек в преддверии внезапной проверки вести себя так глупо. Такому не перед судом нужно представать, а перед делегацией психиатров и крепких улыбчивых мужчин со смирительными рубашками наготове. Это просто не укладывалось в знакомую картину мира, а потому он и не торопился начинать решительные действия.

Буркнув что-то нечленораздельное вместо приветствия, Эдди смерил заинтересованным взглядом вошедшего фокусника. Господи Иисусе! Это же пенсионер, дедуля божий одуванчик, какого хрена ему-то понадобилось забавляться со взрывчатыми веществами? Но не успел он озвучить этот чрезвычайно важный вопрос, как в комнату вошла красотка, едва вступившая в пору увядания, и ее присутствие, как ни странно, не прибавило товарищу Хольцеру хорошего настроения. Да, фрау Кроненберг, очень приятно, но зачем же орать, будто в мужскую баню по ошибке зашли? Ее страдальческие изречения почему-то напомнили Эдди полицейскую сирену, подняв волну слепой всепоглощающей тревоги и агрессии. Похоже, сейчас здесь будет труп без помощи взрывчатки. Или три. А что? Быть может, и медальку какую-нибудь дадут за обезвреживание группы террористов. Гласит же народная мудрость: кто выжил тот и прав.
– Ага, отлучайтесь. И уберите эту истеричку отсюда. Срочно, – предельно вежливо попросил мужчина, спрыгивая со стола и сжимая руки в кулаки, чтобы никто не заметил неподобающей нервной дрожи. Киллер с расшатанными нервами не профессионал, а психованный самоубийца, и об этом не следовало забывать.
В кабинете воцарилась тишина. Эдди пытался унять бешенство, ведь он же профессионал, у него все получится, их вина еще не доказана, да еб твою мать, что теперь делать-то? От мрачных мыслей его отвлек голос Теодора, донесшийся от двери. Заслуженный артист видимо тоже пытался что-то сказать. Зря он, конечно, это сделал.
– Вы… – объект для сбрасывания негативных эмоций был найден, но Эдди никак не мог придумать, с чего бы ему начать. И, в который раз напомнив себе, что он все еще при исполнении, как можно более ровным тоном попросил, – я все еще жду объяснений.
Путаные объяснения – а как иначе, человек находился в глубоком шоке и не мог пролить хоть капельку света на появления в его шкафу бомбы, – окончательно довели товарища Хольцера. Теперь уже старичок не казался ему таким уж безобидным и безвредным. Эдди не понаслышке знал таких старичков, которые за видимой беспомощностью прячут тяжелые костыли, скверный вздорный характер и экстремистские речи.
Эдди глубоко вздохнул, закурил, и высказал надежду, что герр Теодор фон Гиппель понимает, что означает бомба в его шкафу. Он лишь смеет надеяться, что этот герр поделится с ним своим уникальным знанием. Разумеется, Эдди верит в его искренность, а как же иначе? Эдди в Санта Клауса верит, и в волшебных эльфов. Но факты-то, факты определенно против Тео. И неужели нет никакого объяснения? Правда? А кто вместо него должен думать? Санта с эльфами? Нет? Какая досада. А кто имеет доступ в комнату глубоко уважаемого герра фон Гиппеля? А, ну понятно, то есть любой человек из цирка. Может, Эдди стоит допросить всех и каждого по отдельности? А вот еще хорошая идея – объявить по громкой связи, чтобы с повинной явились! Нет? Очень и очень жаль. И что же прикажете делать? Поехать всем вместе в штаб, чтобы с ним поговорили по-другому?
Кажется, немного полегчало. Фокусник честно сохранял достоинство, и даже вклинился в речь Эдди с чем-то вроде «что вы себе позволяете!?», но остановить бравого капитана, было практически невозможно. Он и сам уже чувствовал, что перегибает палку. Ну что за паскудный день сегодня?! Ситуацию спас директор цирка, явившийся как нельзя кстати. Спокойный, подчеркнуто вежливый, говорящий только по делу. Эдди ему даже позавидовал, сам он прилагал титанические усилия, чтобы не разразиться матерной тирадой и не послать всех в место, где много волос и мало уюта. Но предложение «вызвать кого-нибудь» направило его мысли совсем в другое русло. Мужчина перевел дыхание, вернулся на облюбованный им стол и устало послал фокусника в сад. Все. Пошли все на фиг. Вопрос «еб твою мать, что ж теперь делать?» вновь стал актуальным. Временная передышка ничего не дала.
– Да, разумеется, герр Шефер. Я могу вызвать, - он говорил неторопливо, стараясь собраться с мыслями. Он может вызвать спецгруппу, которая оцепит цирк, арестует здесь всех до последней овчарки, перероет все здание вверх дном. Приедет и тот козел, который с самого утра Эдди настроение испортил. А герр Шефер еще долго не сможет давать представление. Если вообще когда-нибудь сможет. Он не отмоется до конца жизни, а также не отмоется и Эдди, если выяснится, что никакой организованной преступностью здесь и не пахнет. Глупо было бы говорить об этом вслух. Все равно постороннему человеку не объяснить, что товарищу Хольцеру, собственно, глубоко плевать как на оппозицию, так и на полицию. А также на революцию, коррупцию и конституцию. Но вот портить репутацию из-за чьей-то идиотской выходки, не разобравшись во всем самостоятельно, он не может. Слишком уж тяжко далась ему эта репутация.
– Вы обратили внимание, как лежала бомба? – для демонстрации своих слов Эдди повернулся к шкафу, протянув руку к двери, словно собираясь открыть ее, – дверь открывается и – бух! Она падает. А потом еще один бух, только масштабнее.
Он неожиданно мягко улыбнулся, задумавшись о том, кому все-таки мог помешать этот дедушка? Кому он вообще на фиг сдался, если даже Эдди его в сад послал?
– Давайте не будем торопиться. Это доставит кучу неприятностей как вам, так и мне. Не хотелось бы беспокоить своих беспрестанно трудящихся на благо родины коллег по пустякам. Этот коридор под видеонаблюдением? – если так, то дело будет раскручено за секунды. Впрочем, качество видеозаписи дешевой системы, наверняка установленной в этой дыре, оставляет большие сомнения. Он скривился, словно от зубной боли, внезапно сообразив, что так или иначе, но ему придется отираться тут до вечера, а знакомство с очаровательными гимнастками в неформальной обстановке накрылось медным тазом.
– Я полагаю, что вопрос об эвакуации ставить преждевременно. Если наш взрывных дел мастер еще в цирке, то эвакуация даст ему прекрасный повод ускользнуть. Вам не следует беспокоиться, что это жалкое подобие бомбы может рвануть в любой момент. Очевидно, она активируется при ударе. – Эдди старался сохранить тон как можно более уверенным, потому как если предусмотрены другие способы активации этой сраной штуковины, то да поможет нам бог.

«Балаган», с мрачным восхищением подумала Освальдт, мысленными шагами отмеряя поверхность пола до бомбы, вбирающей в себя весь фокус с окружающих предметов. Предполагалось, что цирк – заведение заведомо специфическое, с  различными необычностями в рамках установленных законов Вселенной. Но этот цирк ныне казался веществом ирреальным. Словно Уна, пересекая порог гримерной, постигла суть неевклидовой геометрии и очутилась одним шагом на другой планете. Планете, где происходит черт знает что, хрен знает как и фиг найдешь виноватых. В последнем Уна уверилась, едва рассмотрев очертания предмета, находящегося в центре событий. Ее дурни нашли самый подходящий момент для своих интеллектуальных шуток. Дай бог всем выйти сухими из воды, а кое-кому и с сувенирами на память.
Она оставила вопрос Вальтера Шефера безответным, не задумываясь о правильности своих поступков. Если она предложила помощь – значит она способна ее предоставить. Лишние слова, лишние действия – то, что нарушало внешнюю и внутреннюю гармонию окружающей среды. Уна соглашалась с философами, утверждавшими, что человек – ошибка природы, случайный вирус. Без него система несла закольцованный характер, ни единой лишней детали. Самоорганизующийся организм. И только человек, это создание хаоса, обладал способностью нарушить многотысячный уклад этой, во всех смыслах, идеальной системы.
Эдмунд Хольцер казался Уне идеальным примером порождения хаоса.
«Вряд ли встречались – к счастью, мне не снятся кошмары», с непроницаемым выражением лица девушка смотрела на «капитана», в должности которого сомневалась. Он не был похож на причастного к Гемайншафт, скорее на непосредственного участника цирковой труппы. Изначально Уна решила игнорировать его присутствие столько, сколько того позволят обстоятельства, но предложение «метнуться за сигаретами» пошатнуло ее хладнокровие. Уна вскинула брови, скрытые непрокрашенной белесостью. Изо всех щелей потянуло дурным водевилем.
- Заметила. Вас. – Правая бровь изогнута в подобии насмешливости, в глазах лихорадочный блеск, затененный слоем черной краски на веках и ресницах. Освальдт будто взвешивала слова, пробуя каждое на вкус. Горчат. – Герр Шефер, вы должны предоставить капитану место в команде клоунов, у парня талант. 
Что может быть прекраснее самоконтроля? Лишь лишение его окружающих.
«Вот и познакомились», меланхолично отметила Уна, сдавливая поскрипывающие половицы массивными подошвами ботинок, больше подходящих солдату, чем юной девушке.
Она любила разглядывать и впитывать в себя геометрические причуды окружающего мира, отмечая малейшие детали. С миром вещей ее отношения складывались куда лучше, чем с миром людей. Знакомое внешнее безмолвие открывало множество черт и линий, царапин и сколов, способных рассказать свою историю всякому, кто желал ее увидеть. Она опустилась на колени вблизи бомбы.
- Теодор, когда Вы успели нажить себе таких нервных завистников? – В сторону, по-прежнему не глядя на старого фокусника. Он изменился с момента их последней встречи. Постарел, осунулся. Или это случилось за последние полчаса? Бедный, бедный Теодор. Как бы не слег. 
Осмотрев примитивный механизм, Освальдт удовлетворенно хмыкнула. То, что нужно в хозяйстве любого террориста. Минимум хлопот, большие шансы на результативность.
- Старовата. Нестабильна. – «Вот ведь счастливчики, если она в действительности выпала из шкафа», Уна осторожно отвела руку в сторону, дабы ненароком не задеть провода. Добротное кустарное производство, старая школа. Прелесть. Мысленно, Освальдт перевязывала ее красной лентой и вручала Марку. – Она вам целой нужна, или можно обезвредить? Нервирует.
Если бы ее непосредственное начальство услышало, что она только что предложила, слегло бы с инфарктом. Теоретически, она не должна была разбираться во взрывных устройствах – не ее профиль. Диплом скромно шаркал ножкой перед информационными технологиями и вычислительными системами, а все, что кроме – легко уладилось с помощью «Черного Шторма» и фотографической памяти. Полезные навыки прокачивать никогда не поздно, особенно если есть возможности. Будь перед ней более сложная по структуре бомба, Освальдт могла усомниться в собственных способностях. Но перед этой самолюбие расцветало яркими красками.
За одной ее фразой скрывались пять невысказанных, хотелось злословить и ехидничать; томящее искушение сменить ипостась, которая за годы жизни успела изучить Уну до кончиков нервных окончаний, окружив прочной оболочкой отстраненности. Однако ершистость все же прорывалась. Уна не могла скрыть насмешливости во взгляде, когда смотрела на «капитана».
- А может, сначала чаю? – Минимум вызова и максимум смирения, которое смотрелось на ней абсолютно нелепо, впрочем, среди общей среды балагана… Сойдет. Если они до сих пор не вызвали спецслужбы, значит не хотят поднимать шум раньше времени. И Освальдт им нужна. Главное, не выпендриваться чересчур, если она рассчитывает прибрать «подарочек» к рукам Шторма.

–  Быть может, и это, – кивок в сторону бомбы, – реквизит, а вы не сказали, потому что не спрашивал?
Кажется, Эдди уже начал ко всему привыкать. К клоунам с лицензией на ношение боевого оружия и к тому, что оно оказывается внезапно заряженным. Он впервые столкнулся с людьми, не знающими, есть ли в стволе патроны или нет. Клоуны, одним словом. Привыкать к особой, странной, ломающей все шаблоны, атмосфере цирка и к бомбам, падающим честным людям на голову. Он не удивился бы, завались сюда табор цыган с пляшущим медведем. За то время, которое Эдди провел в этом уютном кабинете со статусом проходного двора, он убедился в одном: пусть Шерлоки Холмсы, мисс Марпл, и Нэнси, чтоб ей в говне утонуть, Дрю развлекаются разрешением загадок. Кому-то это и интересно, а Эдди – нет. Но теперь это уже было делом принципа, найти того засранца и доступным языком меча и орала сообщить ему, что его поведение было антиобщественным и вопиюще невежливым. Он набычился, поняв, что еще одна теория накрылась. Однако с клоунами все-таки придется поговорить, они выходили позднее Теодора, и, возможно, могли что-то видеть. Могли и не видеть. Могли видеть и молчать. Кто ему, чужаку, тут правду скажет, кроме, возможно, герра Шефера? И нужно узнать, по какому делу эта бомба когда-то проходила, у кого и каким образом произошла утечка… Но это можно сделать позднее, всего-то один звонок и минут двадцать времени – пока Нео проспится и сообразит, что от него нужно. Это нужно сделать позднее, когда «милая дева» не будет крутиться поблизости. Эдди не мог сказать, что она ему не нравилась, напротив, он оценил здоровый сарказм девушки, стараясь не заржать самым непотребным образом, он находил смешное почти во всем. Но настораживали ее сочувственные взгляды на фокусника, и благоговейные – на бомбу. Настораживало ее желание помочь и такой рьяный интерес к делу. Причем объяснять, откуда у нее саперские навыки, она явно не собиралась. Такие барышни могут натворить кучу глупостей, сначала сделав, а потом подумав. Подобное поведение Эдди мог простить только себе.
– Ты на нее помолиться решила? – наблюдать за коленопреклонными девушками довольно забавно, но товарищ Хольцер сохранял серьезную, почти что набожную мину, – вряд ли Он тебя услышал, у Него сегодня полуфинал по футболу, но спасибо за попытку.
Эдди потрепал девушку по голове, как бы говоря «хорошая собачка», и неожиданно понял, что у них тут явно намечается соревнование по опасному виду спорта: кого доведут до срыва раньше. И, кажется, Вальтер вышел на финишную прямую.
– Порядок, герр Шефер. Гримерку можете делить с Теодором, его бабой и тигром в придачу. Я-то согласен вписаться, но, боюсь, дама будет против столь интимного уединения.
Он постарался внести в речь как можно больше ободряющих ноток, но и это у него это скверно получилось. А между тем, уже полчаса назад как нужно было действовать.
– То есть пока мы честно пытаемся работать, – вернее было бы сказать «не работать», но зачем лить масло в и без того яркий огонь? – в абсолютной тайне, а в перелеске дадим о себе знать всему миру?
Эдди задумчиво закусил губу, посмотрев на Уну. Ему очень хотелось разделиться на сотню жизнерадостных и работоспособных товарищей Хольцеров. Штук семьдесят общались бы с персоналом, а остальные оперативно проводили обыск соседних помещений, смотрели камеры, обезвреживали бомбу, летали на луну и изобретали лекарство от СПИДа.
– Ты права, нервирует. И заметь, я даже не спрашиваю, где ты приобрела столь полезные навыки, и почему в них так уверена. Но все же не рекомендую нестись со своей добычей в ближайший перелесок, ты можешь случайно упасть.
Он мог бы сам. Мог бы, Эдди это знал. Была же диверсионная подготовка, были учения, да, черт возьми, в юношеском возрасте он был способен сделать взрывчатку хоть из конфет и дерьма, было бы время и настрой. Но всегда есть шанс на промах. Каким бы простым не казалось дело, шанс есть всегда, а герр Хольцер был настолько же привязан к своим пальцам, как и они к нему, и не собирался отдавать их на волю слепого случая. Запал небольшой. Разнесет только пару комнат и Уну. До людей не должно долететь, если нигде больше нет таких же подарочков.
– Отлично, сейчас я проверю ближайшие помещения, и начинай. Можешь оставить на ней свои пальчики, чтобы было на кого всю вину спихнуть, – фраза прозвучала двусмысленно, он вроде отпечатки имел в виду…
– Теодор, найдите тех людей, которые были у вас в ваше отсутствие, – ага, а толку-то. Наслышан он о цирковом братстве, фиг кто кому что скажет. Но надо было послать фокусника к остальным людям, находящимся в гипотетической безопасности, – Вальтер, посмотрите, есть ли что-нибудь на записях.
Эдди удовлетворенно вздохнул: наконец-то он начал действовать.

Это не Берлинское Сопротивление. У них слишком глобальные идеи и действия.
Это не Черный Шторм. Эти – не убийцы, они – хиппи, блин, обдолбанные.
Это обычное покушение на жизнь престарелого фокусника, бездарная попытка свалить на оппозицию. Ревнивый соперник. Внук, жаждущий наследства. Любовница, которую Тео не удовлетворил.
С какого хрена он, Эдди, должен разбираться в его семейных проблемах?
- Вальтер, и все-таки идите, выясните, какие у них неполадки. И этого унылого с собой заберите.
Он дождался, когда они с Уной остались наедине, и, проследив тоскливый взгляд девушки на пожарную сигнализацию, хмыкнул:
- Курить хочешь? Кури. Не зальет, я проверял. У него же тут постоянный дым и пиротехника, на такой случай есть огнетушитель. Дерьмовая декорация. Как и все здесь.
Одни дерьмовые декорации. Как же они все его задолбали. Бесят. И хуже всего то, что приходится держать себя в руках. И даже напрягаться и демонстрировать улыбку, не похожую на звериный оскал. Проблемы с камерами. Разумеется, у них должны были быть проблемы с камерами. Чему тут удивляться? Когда начинает работать Эдди, прекращает работать вся техника сразу. Когда у него вообще что-то получалось без косяков?
Когда он убивал для босса, а не для политических уродов. Когда дядя еще мог ходить и был его крышей и опорой, а не начинал вопить, как торговка мясом при одной мысли, что племянник теперь служит в Гейманшафт. Когда не было этой мудацкой агрессивной оппозиции. Когда Алиса была жива.
Тогда-то все получалось. Хорошо, красиво, гладко. И не нужно было отчитываться за каждый лишний труп.
А теперь – приплыли. И убивать ее нельзя. Возмущения пойдут, дескать, полиция притесняет мирных граждан. Они рожи этих мирных граждан вообще видели? Вот Эдди – видел, и для себя решил, обойдется без подобных зрелищ.
Ладно. Пора домой. В штаб. Писать рапорт о том, что здесь все хорошо. Здесь действительно все хорошо, а проблемы фокусника – забота самого фокусника. Эдди сменил квалификацию и охранником за бесплатно работать не собирается. Правда, есть одна штука, которая ну никак не вписывается во фразу «все хорошо». Да трись она конем, эта бомба! В законе есть и такой неписаный пункт: «Нет трупа – нет преступления». Все будут молчать. Вальтер – потому что ему проблемы с Гейманшафт сейчас нужны меньше всего, а ведь все возбудятся, стоит услышать лишь слово на букву «б». Не стоит понапрасну волновать коллег, это точно. Тем более, грядет празднество, на котором непременно случится какая-нибудь непредвиденная гадость, и прощай, спокойная жизнь! Теодор – потому что он первый подозреваемый, а заодно и невинная жертва. Его истеричную помощницу они оба смогут заткнуть. Больше, вроде бы, свидетелей не было. Кроме Уны. Но и эта промолчит. Потому что ей нужна эта бомба, и Эдди, кажется, догадывается для чего.
- Хочешь ее? Бери. Спрячь туда, откуда у нормальных женщин дети должны появляться, и беги хвастаться перед Райнером, Рихтером или еще каким хером. Мне плевать, - да всем, на самом деле, плевать. Вот только эти идеалисты никак успокоиться не могут. Ну, их всех к ядреной фене, сами же и подорвутся на этом гребаном антиквариате.
- Но с одним условием, - Эдди похабно усмехнулся, уже не стараясь придать улыбке вежливость или доброжелательность. Оскал, на что его и натаскивали. Он бы потянул паузу, как бы намекая… Но нахождение в этом месте действовало на нервы сильнее, чем следовало. Уна действовала на нервы сильнее, чем следовало. Бомба, пусть и обезвреженная, вообще действовала так, что впору было устраивать девятнадцатый нервный срыв. И мантра «нервный киллер – психованный самоубийца» уже не действовала.
- Тебе же этот пожилой хрен как дядька родной, так? Давай, попробуй и рыбку съесть, и на хуй сесть. У вас там много дебилоидов бегают, приставишь парочку следить за тем, чтобы у дяди все в порядке было. А если найдут того недоубивателя, - Эдди взял со стола бумажку, наверняка нужную, но плевать. Написал свой номер, - Позвонишь. Не в моих принципах оказывать охеренные услуги в охеренном количестве, но мои малые уже месяц в цирк просятся. Тут и так дерьмово, а без фокусника станет совсем печально.
Он протянул девушке бумагу, не сомневаясь в положительном ответе. Леди он уже срисовал, такое сложно забыть, и если Теодор пострадает, ей придется еще хуже. Просто так, из мстительной вредности.
- Ах да, - вспомнил он. Это ж надо было забыть о сломанной машине. Маразм подкрался незаметно, - Подкинешь до штаба? Общественных мест мне на сегодня за глаза хватило.