В Любеке в грозу порой бывало даже страшно. Эльке пугалась ярости волн, которые бились о камни на берегу как сумасшедшие, стачивали их, сбивали с ног оказавшихся у берега людей, не шептали, а шипели. Пугалась черных туч, которые опускались так низко, что казалось можно достать их рукой, если бы только она была высокой, она бы попробовала. Пугалась ветра, который терзал вековые деревья, от чего они скрипели как бабушки-старушки и словно жаловались на свою тяжкую долю. И находя на утро отломанные ветки, Эльке очень жалела эти деревья-старушки и обматывала их стволы-шеи своими платками. Что бы согреть их и унять их боль. Папа устал ругаться на нее когда счет «потерянным» шарфам пошел на десятки. Он вообще не любил на нее ругаться, но это было так не солидно, что он говорил, мол устает, а она все равно не слушается, ей же хоть кол на голове тиши. К тому же не мог же он серьезно ругать ее за излишнюю жалость к природе. Да и он мог ее понять, грозы в Любеке порой пугали и его самого. В их семье только мать относилась к причудам природы с просто потрясающим равнодушием. Она только закрывала все окна дома и задергивала плотные шторы, что бы не дуло, и говорила между делом, что сегодня «больно сильно каплет». И куталась в тяжелую шерстяную накидку, да грелась у плиты, над греющимся чайником. Потому что в Любеке всегда становилось очень холодно во время грозы. Эльке любила приходить к отцу в кабинет и сидеть у него в ногах, на подушечке с дивана, укутанная в теплый плед как самый настоящий эскимос, но грело ее не это, а рассказы отца о том, где он бывал, где служил и с кем был знаком. Она часто не могла отличить праву от действительности, но в общем-то и не хотела, ей было слишком интересно слушать его и уж очень хотелось верить в то, что это все правда.
В последний раз отец рассказывал ей сказки еще до переезда в Берлин. Когда они последний раз были на рюгенском взморье, готовясь к отъезду в Вильгельмсхафен. Когда они оказались в Берлине и поселились в чудесном Кепенике, который хоть и отдаленно, но все же напоминал родной Любек. Папа посчитал ее слишком взрослой для сказок. Говорил, что сказки ей теперь хахали будут рассказывать, а он может помочь с историей или что там она собирается изучать в этом своем имени Гумбольдта. Здесь, в столице и сердце Германии, под боком у всего, что происходит со страной, Эльке было невыносимо жарко и тошно в грозу. И ужасно хотелось уехать. С тех самых пор как они оказались здесь и она впервые в жизни открыла окно перед дождем, вместо того что бы плотно его закрыть. Здесь все было не так. Мама стала совсем уж истеричной и ругала дочь всякий раз когда та приходя из университета не садилась за уроки, а открывала любимые книжки или смотрела телевизор. Отец бесился из-за того, что пришлось снять погоны и уйти на гражданскую службу. А она сама бесилась из-за того, что в этом городе небо слишком серое почти всегда, слишком жарко или слишком холодно, слишком много людей и слишком мало воды. После второго курса она вполне могла объяснить что происходит с родителями и с ней самой, могла сказать что с этим делать, но зареклась заниматься самолечением и поэтому тихо страдала от бессилия.
Но сегодня ей было жарко и тошно не от того, что на улице снова серость и парит так, что хоть вешайся, а из-за встречи с Марком. Она волновалась, а когда она волновалась ее всегда слегка подташнивало. Ничего страшного, но ощущения не особо приятные. Эльке не знала что именно ее волнует, поводов было просто выше крыши. Знала она точно только одно, что боится его разочаровать и в следствии чего потерять. Марк был старшее на целых пять лет, занимался серьезной журналистикой и очевидно вел двойную жизнь. Хоть Эльке была младше, занималась такими глупостями как прохождение тестов в интернете и чтения глупых сказок вроде «Про Иозу и Янека», но не заметить очевидное не могла. Его тайны ее интересовали более чем, но она старалась в это не лезть и изображала из себя всепрощающую и всепонимающую девушку. Хотя чего там, она ему действительно все прощала, потому что с ним чувствовала себя особенно. Да и злиться у нее никогда не получалось долго, особенно когда было не на что. Ну опоздал, ну не смог вообще прийти, ну не говорит пятьсот комплиментов в минуту, ну недоговаривает, ну где-то вообще отмалчивается. Ну и что? Все равно он хороший и это перекрывало все недостатки, которых было не мало и у нее самой.
Дожидаясь его у Чарли она не скучала, а проводила время с пользой. Читала статью своего преподавателя, брехня полнейшая, читать невозможно, но через неделю об этом надо будет говорить вдохновенно и с восхищением. Так что она выискивала хоть что-то адекватное и полезное в статье, о чем можно было говорить хотя бы вдохновенно. Время проведенное за этим занятием она не считала специально, с того самого момента как вышла из университета, что бы не знать когда приехала сама и к какому времени добрался он. И когда он пришел она была ему действительно рада, ведь теперь можно было выкинуть в ближайшую урну статью, можно было перестать волноваться о том, что ее убьет молнией, как классическую грешницу. Можно было наконец уйти от толпы и отвлечься от всего. Но стоило ему озвучить место, где предполагалось переждать грозу, она почувствовала, что коленки предательски дрожат, а глаза вот-вот выпучатся, как бы выражая немой вопрос «куда-куда пойдем?!» Эльке не была святошей и с мальчиками далеко не в щечку целовалась лет с семнадцати, но домой к ним не ходила не разу. Потому что она может и была совершеннолетней по всем законам, может была разумной и адкватной, но для отца-военного все равно оставалась той маленькой Эль из Любека, с косами и молочными усами. И для этой Эль существовал комендантский час и определенные правила, среди которых ютилось его самое любимое «никаких походов к мальчикам». Да и бог с ним со сводом правил или комендантским часом, она волновалась совсем о другом. Как любая девчонка, боялась чего-то совершенно не рационального и настолько глупого, что вслух стыдно сказать. Но виду не подала и смело шагала рядом, прижимая к груди учебник, не поместившийся в сумку. Только у самого дома ухватив Марка за рукав, даже не задумываясь об этом жесте, по инерции.
- Так волнительно, - улыбнувшись шепнула Эльке и зашла в квартиру, даже не останавливаясь скинула кеды и прошла в комнату. Комната соответствовала ее представлениям, разве что здесь было чище и на столе не стояла куча чашек. Как у нее, ибо лень матушка одолевает и до кухни донести ну совсем нет сил. Она оглянулась, рассматривая печально голые стены и не глядя на Марка задала давно зревший вопрос. – А что у тебя с лицом? Поскользнулся в ванной, наступил на швабру и она тебя побила. Или поскользнулся и поцеловал лицом дверь? М?

Отредактировано Elke Kohler (2013-05-18 23:14:38)

Легкий беспорядок царящий в квартире Марка, хотя и явно тронутый недавней уборкой, Эльке совсем не волновал. Как и не волновал ее анархистский флаг висящий на кухне вместо штор, должен был, наверное, но не волновал. За те полгода, что они встречались, она успела привыкнуть к тому, что у него есть какие-то свои секреты и некая часть жизни, о которой он не рассказывал, даже ни разу не заикнулся. Ей было ужасно интересно, она несколько волновалась, что это может быть что-то незаконное и опасное, но даже виду не подала. Задавать вопросы в лоб или ловить его на чем-то ей не позволяло воспитание, взгляд на то, какими должны быть отношения и святая вера в то, что когда придет время Марк сам ей все расскажет. Рассказывать он не спешил, а торопить его или самостоятельно подводить к этой теме она не собиралась. У каждого есть свои секреты и право хранить их хоть до гробовой доски. По крайней мере она считала именно так и охотно играла в наивную овечку, которая ничего не замечает и лишних вопросов не задает. Марк ей нравился, она с ним чувствовала себя особенно и не хотела это терять. В конце концов его тайной оказаться могло что угодно. Может он учится на клоуна, а это вроде как не солидно, кому об этом расскажешь. Или строит Ноев ковчег и собирает каждой твари по паре. Или печатает листовки, что канцлер дурак, а жена его профурсетка. Фантазии Эльке хватало еще на множество вариантов, один тупее и эпичнее другого. Но все, даже самые тупые или страшные варианты она вполне готова была принять и наверное была готова ко всему. Ей казалось, что она себя хорошо подготовила, поэтому оставалось только ждать момента истины, а пока он не наступил наслаждаться компанией Марка. И она ей действительно наслаждалась, каждым моментом проведенным в его компании, каждым его звонком или сообщением. Марк коренным образом отличался от всех парней с которыми ей довелось встречаться и она удивлялась тому, что в ее жизни вообще появился такой чудесный человек, что он обратил на нее внимание. Он не вел себя с ней как с малолетней дурочкой, не сюсюкал, не говорил лишних и никому не нужных слов. Не давал призрачных обещаний, ничего не требовал. Не заходил дальше того, что она себе и ему позволяла и не настаивал. С ним ей было интересно, легко и хорошо. Даже молчание не было неловким, ей было приятно посидеть прижавшись к его плечу и помолчать, думая о чем-то своем. Ей нравились его внезапные объятия и приступы заботы в духе мамы, что бы была тепло одета и вовремя поела. Нравилась его непринужденность и волнение о каких-то несущественных мелочах. Ей все в нем нравилось и все казалось особенным.
- У меня отличная идея. Давай я поиграю в хозяюшку и поухаживаю за тобой? А то тебе эта роль не очень идет. – Эльке нашла наконец идеальное место своей сумке, тупо швырнув ее за диван, где она точно не займет лишнее место и не будет мешаться. Освободившиеся руки захотелось тут же чем-то занять, тем более Марк выглядел несколько помято, побито и Эльке действительно хотелось о нем позаботиться. – Так я точно почувствую себя дома, ведь дома я специалист по наведению той бурды, которую папа называет кофе и хлещет целыми днями. А еще я офигенно завариваю чай, ты просто поразишься моему мастерству. Ага.
Что Колер нравилось в этой квартире, так это то, что до всего было буквально пара шагов. Пара шагов до ванной и туалета, пара шагов от двери ванной до раковины. Пара шагов от ванной до кухни, всего пару шагов нужно было сделать что бы обойти эту кухню, от нее пара шагов до одной единственной комнаты, где от дивана до шкафа пара шагов, от шкафа до продавленного кресла накрытого веселеньким пледом тоже пара шагов. Эльке путешествовала по этой квартире с интересом двухлетнего ребенка вставшего на ноги и исследующего мир вокруг себя на ближайших два шага. Она чувствовала себя туповато, но зато ей было весело, особенно весело было обходить Марка, который помещался в этом маленьком мирке куда сложнее, чем ладная Эльке. Когда же он наконец решил исследовать холодильник и остановился, ее путешествие как раз завершилось возвращением на уютную кухонку, где Колер заняла стратегически важное и удобное место на узенькой столешнице между плитой и раковиной. На этой высоте она могла смотреть Марку глаза в глаза, смешно сучить ножками и что важнее, не мешаться. – У тебя классная квартира и ты обижаешь ее своими извинениями, так что прекращай.