Обоняние еще щекотали отголоски острых запахов кислот, а в пальцах отпечаталось ощущение тонкой прохлады шприца. Фальк смешно пошевелил длинным носом, досадуя про себя, что, наверное, ненароком зацепил себя по лицу остатками состава для омоложения. Вот будет дело, как омолодится его лицо на квадратный сантиметр, и станет шокировать окружающих пятном кожи юной и нежной, как попка младенца. Посмеиваясь про себя, он стянул с рук перчатки, и стал размываться. Пациентка, дама лет более чем средних, негромко мурлыкала что-то в глубине бокса, куда ее переместили, подпевала льющейся из невидимых динамиков музыке. Он отметил про себя почти необычный выбор – тягучая, но горячая, с тамтамами и заунывным пением мелодия из «Короля-Льва». Фальк обернулся, и из-под чепца пациентки навстречу его взгляду блеснули умные, насмешливые темные глаза.
- Вы узнаете эту музыку, герр Фальк? – в голосе женщины причудливым образом смешивались некий вызов и смущение.
Доктор кивком дал понять, что узнает. Губы пациентки двигались плоховато из-за еще не отошедших ощущение после уколов. Работа вышла чистая, - Фальк глянул мельком на часы. Операция заняла сорок три минуты, в течение которых он запустил процессы регенерации в коже своей пациентки, ну а дальше сыворотка начнет действовать, и на протяжении пары месяцев дамочке станут давать лет на пятнадцать меньше, чем ей есть на самом деле. Ну, и разумеется, свою роль сыграет магия Симбы, - Фальк видел, как мечтательно затуманиваются глаза его пациентки, и как не лишенный музыкальности голос очень приятно намурлыкивает мелодию.
Трель телефонного звонка нарушила покой и идиллию; пациентка встрепенулась, кинув виноватый, но вновь вызывающий взгляд на Фалька. Тот кивнул, прикрывая глаза, и медленно кланяясь, на восточный манер. Не нравился ему такой расклад, в клинике, где он единоличный хозяин, но что тут поделаешь – иногда приходится потакать прихотям жен высокопоставленных чиновников, заглатывая обратно свою гордость. А дама на кушетке в боксе, была именно из них. Теплый сенсор планшета с историей болезни Томас прихватил с собой, и толкнул плечом дверь бокового помещения, прикрывая за собой дверь. Смутное чувство расположения, возникшее по отношению к супруге шефа берлинской уголовно-исполнительной системы, проще – главного тюремщика, так вот, чувство расположения, возникшее благодаря музыке, сгинуло к чертям.
Ассистенты на эту операцию ему не потребовались, и в разделенном перегородкой боксе они с фрау N были одни. Напевая про себя всю ту же привязавшуюся мелодию из мультика, Фальк занялся историей болезни, имя которой увядание. Внезапно резкий возглас из-за перегородки заставил его поморщиться.
… - Да говорю я тебе, дорогуша, главное – вовремя сказать супругу, что мне не нравятся туфли той стервы! И все, где теперь она? Где, я тебя спрашиваю? И чхать я хотела на чины ее мужа, мой-то жук-олень все равно сделает по-моему!.. – резкий, клокочущий смех – Фальк наяву видел, как женщина раскрывает губы в бахроме мелких морщинок, и запрокидывает голову, смеясь в потолок, словно ее невидимый собеседник там находится.
Он вздрогнул, затаив дыхание. Тамтамы «Короля-Льва» заструились вновь, уже в который раз. Облизнув пересохшие губы, Фальк внезапно ставшей ледяной рукой коснулся консоли компьютера. Компьютера, на который записывалась операция. Не выключенного до сих пор компьютера.
… - Нет, нет, я сейчас… хм, у косметолога, - дамочка не желала, по-видимому, признаваться, что прибегает к услугам пластического хирурга. – Нет, ну ты только подумай, какая коза! Поделом ей… и муженьку ее…
Теперь Фальк видел ее на плоском экране – хохочущую. Открывающую рот к потолку, как ему и представлялось – бледные морщинистые губы, и полный рот замечательных зубов, стоивших, пожалуй, как одна из самых дорогих услуг в его клинике. Женщину, мимоходом обронившую те слова, которые ей не следовало говорить.
И, по большому счету, не следовало ему слышать – если Фальк дорожит своей конспирацией, конспирацией… Он хмыкнул экрану, на котором дамочка беззвучно разевала рот – Томас благоразумно приглушил звук.  Вот супруга главного тюремщика поулыбалась потолку, осторожно кивая обколотым эликсиром молодости лицом, и завершила разговор. Нацепив улыбку вежливую, виноватую, и, классически – бесконечно теплую, Фальк вернулся к пациентке, заведя бесконечные дифирамбы о том, что, мол, процедура была излишней, состояние ее кожи превосходно, что-де, личико как у школьницы…
Не Ангелика Метцгер, нет – та на такую вот грубую от скрытого волнения лесть не купилась бы, это точно.
***
Запись жгла руки твердым пластиком флешки. Он чувствовал себя Симбой, узнавшим из брехотни двух гиен о том, что Шрам убил Муфасу. Не в той драматической обстановке горящей саванны и гавайской гирлянды Тимона, но где-то несколько раньше.
Кофе, кофе, помоги сосредоточиться,- семимильными шагами длинных ног сбегал Фальк по лестнице вниз, в курилку. Притормозив у застеклённой двери, тряхнул волосами, как гривой, и невольно вытянул шею, высматривая связных Сопротивления у кофемашины. Ни одного Рафики в поле зрения не наблюдалось.
Запись надлежало отдать Ларсу, а тот уж позаботится о том, чтобы ничто не вывело на Фалька. Зачем рубить сук, пусть не основной, но все равно – зачем рубить сук того дерева, на котором… хм, растешь? Переведя дыхание, Фальк шагнул к кофемашине, взметнув полами белого халата, который забыл снять, и неловко налетел грудью на белокурую головку, некстати вынырнувшую из-за агрегата.
- Рита!.. О, простите, фройляйн Браун, - спешно отступил на шаг доктор. – Я вас не зашиб, надеюсь? – участливо осведомился он, глядя в глаза девушки, и глазами – своими уже, показывая: а что привело вас в мою клинику, милая фройляйн? А сам уже лихорадочно размышлял о том, что, вот она – Нала, которая донесет весточку о преступлении Шрама всему прайду…