Удивительно, какой выгодой порой может обернуться однажды сделанное одолжение. Кто бы мог подумать, что мальчишка, некогда бесстрашно – и очень нагло – заявившийся за помощью к едва знакомому «дядюшке», так удачно впишется в схему, которую они прорабатывали теперь с целью выхода на «Черный Шторм». Однако эта потенциальная польза от существования юного Шварца могла так и остаться нереализованной, если бы делом занимался кто-то другой, если бы Рейнхардт не помнил наперечет всех близких родственников каждой из своих жен или просто не зацепился бы взглядом за знакомую, но тривиальную фамилию в списке клиентов подозреваемого психолога. На самом деле этих «если» было намного больше, и несоблюдения любого из них хватило бы, чтобы мозаика не сложилась – но пока все складывалось даже слишком хорошо. Плохо было другое: успех мероприятия фактически полностью зависел от действий одного-единственного человека, и этим человеком был малоопытный архивный работник Юлиан Шварц. Справится или нет? Стопроцентной уверенности тут быть не могло, а попытаться все-таки стоило. В случае неудачи они всегда успеют арестовать и допросить самого Бернштайна. Весь риск в этом деле доставался тому, от кого зависел возможный успех.

Проверенный метод “бросить в воду и сказать: «Плыви»” здесь не подходил. Понятно, что при таком раскладе есть только два исхода: испытуемый либо выплывет, либо нет. Как офицер Гемайншафт Рейнхардт был заинтересован в том, чтобы дорогой племянничек «выплыл» и заплыл так далеко, как только сумеет. Разумеется, риск утонуть или быть сожранным акулами повышался прямо пропорционально преодоленному расстоянию, но Рудольф был убежден, что каждый сотрудник их ведомства по умолчанию подвержен этому риску с первого дня службы, и нечего разводить сопли на пустом месте. А вот помочь мальчику выбрать правильное направление движения и надежную мотивацию – дело благое и необходимое.

Так и получилось, что простой немецкий горожанин Кристиан Шварц, не замеченный ни в чем криминальном или противозаконном, внезапно оказался арестован по подозрению в причастности к деятельности террористической группировки, именующей себя «Черным Штормом». Дальше майор решил не торопиться: как известно, выдержка – обратная сторона стремительности. Чтобы добиться правильного эффекта, следовало дать Юлиану время проникнуться безвыходностью положения его отца, а когда он дойдет до нужной кондиции, слепить из него то, что соответствует целям и задачам операции. Проще говоря, Рейнхардт ждал, пока племянничек приползет к нему – но племянничек, как видно, стеснялся тревожить его снова. Хотя на глаза в коридорах стал попадаться чаще, и наверняка не случайно. На беду, каждый раз, когда это случалось, у майора одновременно отказывали зрение и слух, а градус занятости повышался до точки кипения, поэтому младшего Шварца он благополучно «не замечал». Вплоть до этого самого дня.

Юлиан подвис в коридоре – не в своем, архивном, а в их коридоре – уткнувшись носом в невидимое нечто, скрытое у него за спиной. Рейнхардт неторопливо подошел поближе, остановился у племянника за плечом – и зычным басом гаркнул в ухо:
– Смир-рно!

От такого приветствия юный Шварц дернулся и вытянулся по струнке, но вид у него при этом был, как у нахохленного воробья. Невероятно: мы еще и чем-то недовольны.

– Вольно, – хмыкнул Рейнхардт и мысленно добавил: «Племянничек». Взгляд на документы в руках Юлиана он бросил скорее в силу профессиональной привычки, чем из искреннего интереса, но папки на то и папки, чтобы в закрытом виде ничего не выражать.

– Идем-ка со мной, есть разговор.
Не дожидаясь какой-либо реакции, майор развернулся и пошел по коридору, показывая Шварцу дорогу до кабинета, которую тот, разумеется, и без того прекрасно знал. Отперев дверь, Рудольф жестом пригласил молодого человека пройти внутрь, а следом зашел и сам. Не спеша преодолев свободное пространство, он обогнул свой рабочий стол и вновь посмотрел на племянника.

– Возьми стул, присаживайся, – предложил майор, устраиваясь на привычном месте и возвращая в общую стопку девственно чистый лист бумаги, приготовленный для написания отчета. Бумажная работа временно откладывалась. Рейнхардт сцепил руки в замок.

– Ну, как мать?
Он имел в виду, конечно же, «как твоя мать отреагировала на арест отца», а не нелепую формулу вежливости, предписывавшую интересоваться у младшего здоровьем или настроениями родителей, тем более что благополучие фрау Шварц интересовало майора в последнюю очередь: о нелюбви этой дамы к собственной персоне Рудольф прекрасно знал, и это чувство было у них взаимным. Без заданного вопроса можно было бы обойтись вовсе, однако после той мины, которую Юлиан выдал ему в коридоре, Рейнхардт не смог отказать себе в удовольствии немножко помучить его, не затрагивая темы разговора прямо и сразу, как сделал бы это в иной ситуации. При этом он не переставал наблюдать, размышлять и оценивать.

Юный Шварц был, очевидно, возмущен. В другое время Рудольф посчитал бы это недостатком, но тихий исполнительный мальчик для их миссии подходил мало, и этот его не обломанный армией норов в конечном итоге мог сыграть им на руку. К тому же, ума прикусить язык племянничку все-таки хватило, хотя маскировать свою неудовлетворенность он мог бы и более старательно.

– В последнее время я стал часто замечать тебя в нашей части здания, – как будто бы невзначай и совершенно без намека отметил майор и замолчал, выжидающе глядя на молодого человека. Реакции проверять всегда интересно. В некотором смысле, именно для этого он Шварца и заловил.

Растерянность – это идеальное состояние для испытуемого, когда необходимо посмотреть, что из себя представляет человек, насколько он умеет держать себя в руках и на какие способен взбрыки, когда себя не контролирует. Растерянность в движениях юного Шварца была, что называется, налицо, и Рейнхардт откровенно наслаждался эффектом. Несмотря на возмущение – а оно было первым, что проскочило во взгляде Юлиана в смеси с испугом – никаких совсем уж неподобающих реакций он не выдал и за словами своими в общем и целом следил. Хотя сбить его с толку Рудольфу явно удалось – с позиции майора это было хорошо заметно. Тем не менее, встретиться с ним взглядом Шварц пусть не сразу, но рискнул, и это было записано ему в плюс. Смелость города берет, и все в таком духе. Но сколько он еще собирается топтаться на месте?

– Ты присядь, Юлиан, присядь, – повторил Рейнхардт, подкрепляя свое предложение кивком. А потом одним махом стер с лица любые намеки на усмешку и тем более улыбку, а из голоса – поддразнивающие нотки.

– Ты хотел спросить меня об отце, не так ли? – Майор окинул племянничка внимательным взглядом и снова отчетливо увидел то, что более всего походило на не без труда сдерживаемое возмущение. Вот ведь птенец желторотый, сейчас как ляпнет чего-нибудь… Пожалуй, имело смысл предупредить гипотетический взрыв. – Да не надо отпираться, глупо получится.

Рейнхардт откинулся на спинку кресла, но не расслабленно, а, напротив, собранно и прямо, попутно отмечая, что в юном Юли в это время происходила положительная перемена. Уже хорошо, но можно и еще немного потянуть. Наконец, Рудольф продолжил:

– Твое беспокойство естественно, и ничего предосудительного или постыдного в нем нет. Сказать по правде, я удивлен, что ты до сих пор не попытался разузнать детали. Или попытался? – Одна из бровей майора чуть приподнялась. – Во всяком случае, ты выбрал неблизкий путь. Но если ты по-прежнему хочешь высказаться – дерзай, сейчас самое время. Только не забывай, что находишься в Гемайншафт, а не на приеме у психотерапевта.

Вот и первая удочка. Это вышло почти случайно: Рейнхардт сам едва заметил, как подошел к упоминанию о психологе – и, соответственно, остался доволен. Пусть теперь Шварц-младший поведает ему все, что посчитает нужным. На это тоже занятно будет посмотреть. А после этого можно переходить к делу.

«Гамлет, принц датский», – мысленно констатировал Рудольф, позволив дорогому племяннику высказаться до конца. Речь была что надо – хоть сейчас на сцену. Грешно зарывать такой талант в недра архива. Вот потому-то Юлиан Шварц и сидел нынче в кабинете майора совсем другого подразделения Гемайншафт.

Монолог юного Юли завершился столь драматичным вопросом, что Рейнхардту стоило труда перехватить рвавшуюся на волю усмешку.
– А кто сказал, что я позвал тебя сюда для того, чтобы обнадежить? – спросил он, буравя молодого человека прямым тяжелым взглядом, и сделал паузу, предоставляя Шварцу-младшему осмыслить услышанное.

– Твой отец арестован по подозрению в причастности к деятельности террористической группировки, известной как «Черный Шторм». Хотя это тебе наверняка уже известно. – Рейнхардт нарочно говорил размеренно и неторопливо, чтобы Юлиан успевал уследить за ходом его мысли с одной стороны, и ни за что не мог зацепиться с другой. – Детали обвинения слишком тесно переплелись с данными расследования, и сообщить их тебе я не могу сразу по нескольким причинам. Во-первых, не я веду дело твоего отца. Во-вторых, материалы следствия вообще не подлежат оглашению.

А в-третьих, никакого дела в действительности нет вовсе, равно как и следствия. Но вот об этом Юлиану узнать пока было никак нельзя, как и о том, что арест его отца являлся чистой воды фикцией. Разумеется, очень тщательно организованной и максимально реалистичной, чтобы никто не заподозрил неладного. Никто, кроме Шварца-младшего. Естественно, парень знал, что его отец не совершал ничего противозаконного, а потому не мог поверить в справедливость туманного обвинения. Однако этого было мало. Направить его негодование в нужное русло, заставить его обратить свое возмущение в верную сторону – вот в чем был фокус. И именно этой незаметной, но важной работой занимался в данный момент майор Рейнхардт, беззастенчиво манипулируя фактами и с железобетонной уверенностью глядя в глаза своего юного племянника.

– Тем не менее, мне удалось переговорить с майором Брауном, который ведет это дело, и выяснить некоторые подробности. Так вот, все оказалось не так просто.
Внимание Юлиана сейчас безраздельно принадлежало ему. Рудольф это знал и пользовался этим на свой манер, так, как считал необходимым.
– Скажу прямо: я склонен считать, что ты прав насчет своего отца. Только доказать это будет очень нелегко. Видишь ли, все улики складываются очень гладко. Даже слишком гладко, если ты понимаешь, о чем я.

Последняя фраза была сказана с намеком и снабжена соответствующей интонацией, а вот поймет ли Юли или нет, и поймет ли правильно… Рейнхардт надеялся получить утвердительный ответ. Это очень помогло бы им продвинуться на данном этапе.

Реакции Шварца были честными и искренними. Порывистыми, хотя о вежливости он не забывал. Эмоциональными, хотя он держался в рамках допустимого. Все шло как по маслу, по лучшему из возможных сценариев: Юли сам высказал нужную версию и сам же за нее ухватился, его и направлять-то толком не пришлось. Быстро проанализировал ситуацию, выбрал главное, почти готов действовать… Майор Рейнхардт был доволен.

Рудольф испытывал смешанные чувства. Он смотрел на сидевшего перед ним молодого человека, который по неблагоприятному стечению обстоятельств приходился ему племянником, видел этот наивный и доверчивый взгляд, готовый с жадностью ловить каждое его слово еще прежде, чем оно сорвется с языка, и думал о том, что когда-нибудь они все будут гореть в аду. Просто за то, что честно выполняли свою работу – потому что работа-то была грязная, с какой стороны ни подойди. Но и ее кто-то должен был делать.

Юлиан всем корпусом подался вперед и, кажется, даже перестал дышать. Мальчишка. И если только удастся, они с Брауном засунут этого мальчишку в самое пекло, причем при жизни. А потом еще будут радоваться, как это ловко у них получилось. Если получится.

Такие и им подобные мысли всегда оставляли осадок, но Рейнхардт научился с ним справляться, всякий раз вываливая этот этический мусор подальше в темный угол подвала своей души и запирая их там на замок. После этого все снова становилось просто и ясно. Работа есть работа, и она должна быть выполнена, а все лишнее и мешающее ее выполнению надо гнать поганой метлой. Вот и вся философия.

– С уверенностью в этом деле пока ничего утверждать нельзя, – осадил племянника Рейнхардт. – Но такой вариант возможен. Однако, как я уже сказал, даже если это правда, доказать это будет сложно.

«Ну, еще бы, – немедленно съязвил внутренний голос, – чертовски сложно доказать факт, которого нет и никогда не было». Майор, разумеется, и бровью не повел.

– Впрочем, есть одна ниточка… Скажи-ка мне, Юли, – рискнул бы ты попытаться втереться в доверие к потенциальному террористу, если бы это помогло твоему отцу?
Хотел бы Рудольф посмотреть, как мальчишка скажет «нет».
– А смог бы?

А это чтобы не слишком радовался раньше времени и подумал об ответственности. Дело-то серьезное.

Мысли Юлиана отразились у него на лице, как на страницах открытой книги – всякий, кто умеет читать, сумел бы постичь содержание. Сначала воодушевление, граничащее с эйфорией – ну, еще бы, такое важное и ответственное дело, шпионские страсти, прямая помощь отцу – потом увесистая ложка дегтя: непонимание, с какой стороны подойти к проблеме, отсутствие специальных навыков, неуверенность, сомнения. Все как надо. Не лучший расклад для внедренного тайного агента, не так ли?
А наличествовал и еще один неприятный факт, о котором Рейнхардт пока умолчал: тот самый человек, которого требовалось разговорить, был по профессии психотерапевтом, а хорошие психологи – люди проницательные. Сложно было представить, что юному Шварцу удастся обвести вокруг пальца немало повидавшего Бернштайна, жестко контролируя свои реакции и скрывая истинные чувства. Именно поэтому они и сделали ставку на искренность. Неопытность и молодость Юлиана были здесь даже кстати.

Настоящего, обученного агента психолог мог бы с большей вероятностью раскусить и подловить на напускных реакциях. Со Шварцем все сразу же становилось менее однозначным уже хотя бы потому, что его порывистые эмоции были настоящими. Чего среди них пока было маловато, так это нелюбви к существующей власти – однако этот недостаток предстояло восполнить майору Брауну, и у Рудольфа не было причин сомневаться в успехе данного мероприятия. В остальном кандидатура Юлиана до сих пор казалась идеальной. Глядя на него, сложно было поверить, что Гемайншафт могла подослать этого молодого человека к террористам в шпионских целях – именно потому, что на сексота он совершенно не походил. Существовала здесь, правда, и другая опасность – как бы юный Юли не проникся слишком сильно идеями «Черного Шторма» – но для того майор Рейнхардт и взялся участвовать в этом деле, чтобы иметь возможность контролировать процесс. А как же иначе, он ведь пообещал Эльзе приглядывать за мальчиком.

– Я спросил тебя об этом, чтобы проверить, насколько реально ты оцениваешь собственные силы, – спокойно объяснил Рудольф. «И чтобы не задирал нос сверх меры». – Я считаю, что у тебя есть шанс справиться с этим заданием. Однако я не единственный, кого необходимо в этом убедить, чтобы отправить тебя туда.
Он поднялся из-за стола.
– Идем, Юлиан.

Рейнхардт придерживался мнения, что объяснять что-то по десять раз – бессмысленная трата времени и сил. Лучше один, но сразу так, чтобы отпечаталось намертво. Светлую сторону он Шварцу уже показал, пора было переходить непосредственно к работе.

Заперев за ними кабинет, он провел Юлиана по коридору до нужной двери, постучал в нее и сразу же толкнул от себя, пропихивая племянника вперед.

– Майор Браун – Юлиан Шварц.
Стоя у Юли за спиной, Рудольф поймал взгляд Хайдриха и коротко кивнул. А дверь тотчас же прикрыл, отрезая пути к отступлению.

Некоторое время Хайдрих молча взирал на юного Шварца, оценивающе, будто сопоставляя услышанное с тем, что он видел сейчас перед собой. За спиной ничего не подозревающего служащего широко скалился Рудольф – его происходящее, похоже, забавляло. И чем лучше Браун строил из себя чиновника паскудного, обыкновенного, тем веселей становилось Рейнхардту. Чего нельзя было сказать о виновнике этой встречи.
- Вот как… - наконец, произнес Браун, неопределенно качнув головой.
На его лице появилось хорошо разыгранное легкое удивление – схожее с тем, которое живописно отразилось бы у одного сильных мира сего, если бы ему подали вместо сверкающего полированными боками служебного автомобиля старенький и поскрипывающий рессорами «опель». Адресовалось оно и Шварцу, и его опоре и поддержке, уже по-хозяйски расположившейся на кресле.
- Герр Шварц, - подчеркнуто вежливо обратился к Юлиану Хайдрих. – Вам должно быть известно, что для привлечения к следствию родственников обвиняемого, должны появиться веские причины, которые послужат исключением.
Браун позволил себе легкую улыбку, отражающую отнюдь не веселость.
- Полагаю, герр Рейнхардт уже в общих чертах озвучил вам, во что вы хотите ввязаться, а вы убедили его, что обладаете достаточной квалификацией. Прежде, чем я спрошу, что навело вас на такие мысли, задам один вопрос, - Хайдрих выдержал небольшую паузу, пристально глядя на Шварца, - вы понимаете, что соглашаясь на участие в расследование, вы подводите под серьезный риск Гемайншафт, вашу семью, не говоря уже о вашем отце?
Для Брауна юный Шварц был сейчас не более чем любящим сыном, готовым пойти и в огонь, и в воду для того, чтобы обелить имя свое отца, усердно испоганенное им и любимым дядей Рудольфом. Но для предстоящей операции одной готовности броситься в омут с головой было непозволительно мало. Хайдрих хотел убедиться, что парень действительно понимает, что от него хотят и на что он соглашается. Юлиан весьма смышленый юноша, хотя майор сейчас и старался показать обратное. Должен был уже понять, что если его расколют или вдруг революционные идеи неожиданно покажутся такими правильными и близкими сердцу – а такой вариант Хайдрих тоже не исключал – последствия не замедлят сказаться и в первую очередь затронут его драгоценную семью.

Прищурившись, Хайдрих пристально изучал лицо молодого Шварца. Значит, понимает. Или где-то в глубине души самонадеянно считает, что с ним неудачи произойти не сможет, а оттого и последствия не придется расхлебывать. Люди слишком часто верят, что что-то плохое может произойти с кем угодно, но только с не с ними. Для полицейского Гемайншафт такая мысль была противоестественна, но этого юношу и нельзя назвать оперативником тайной полиции в полном смысле этого слова.
Услышав про риск Гемайншафт, майор только покачал головой, бесцветно улыбаясь и будто говоря, что Юлиан мог бы и сам догадаться. Раз уж готов сунуть голову крокодилу в пасть.
- Вам… - заговорил было Хайдрих, но тут же поправился, уточняя, - или тому, кто окажется на вашем месте, предстоит втереться в доверие к некой группе, которая, как полагает герр Рейнхардт, имеет отношение к делу вашего отца, и кроме этого доставляет слишком много неприятностей тайной полиции.
Такой ответ был уклончивым, но емким. Позволяющим понять и риски, и ответственность, и все остальное.
- Это не литературный клуб и не кружок вышивания, эти люди обладают достаточными знаниями и связями, чтобы вычислить всю вашу родословную. Они будут следить за вами, за вашими родственниками. Возможно, попытаются надавить. Вы должны быть готовыми к этому, но самое главное, вам придется их убедить, что вы пришли к ним по доброй воле. Заставить их поверить в это, стать одним из них. Вы понимаете, что это означает, Юлиан? От вас потребуют доказать свою лояльность, показать готовность служить идее. Их идее. И поэтому прежде, чем мы продолжим наш разговор, я попрошу вас еще раз подумать, взвесить все услышанное вами и решить, обладаете ли вы достаточной квалификацией для этого расследования. Готовы ли переступить через себя и стать другим человеком.
Браун умолк, а затем небрежно добавил:
- Можете посоветоваться с герром Рейнхардтом, если хотите.

Хайдрих видел, что уверенность Юлиана, подкрепленная чувством сыновьего долга, пошатывалась, но юный Шварц все еще неплохо держался, быстро делая какие-то свои логические выводы и тем самым упорно укрепляя фундамент этой самой уверенности. Однако справедливые сомнения заставляли его задавать одни и те же вопросы, будто он надеялся услышать что-то новое. Настало время подтолкнуть парня.
- Кто вас выведет, это уже не ваша проблема, - строя так фразу, Браун уже конкретно обозначил, что Юлиан фактически прошел «собеседование».
И назад пути уже нет - из этого кабинета он отправится прямиком в пекло, куда с легкой руки ему вручили билет его заботливый родственник со своим коллегой.
- Вы вхожи в Гемайншафт, это прибавит вам веса в глазах экстремистов. Для них вы привлекательный экземпляр, который можно использовать, - как и для нас, мысленно продолжил майор.
- Мы не знаем наверняка, насколько осведомлен тот, с кем вам поначалу предстоит работать. Он может быть всего лишь пешкой, и его арест выпишет вашему отцу смертный приговор. Думаю, такое развитие событий вас не устроит, не так ли?
Майор сдержанно улыбнулся, затем продолжил:
- Разумеется, никто не поднимет руку и не сделает чистосердечное признание, что подставил вашего отца, - Хайдрих усмехнулся. – Все это ляжет целиком на ваши плечи. На это может уйти месяц, два, год или больше, и как я уже сказал, все это время вам придется быть одним из них, и если  вам прикажут убрать майора Рейнхардта, придется выкручиваться, как сделать, чтобы ваш любимый дядюшка еще покоптил небо Германии.
Такой шуткой с изрядной долей совсем невеселой истины Браун еще раз дал понять, что будет ждать Юлиана среди сопротивленцев.
- И еще один последний, но немаловажный момент, - Хайдрих выдержал паузу. – Водить за нос вам придется не только сопротивленцев, но и всю тайную полицию. Кроме меня и Рейнхардта. Полагаю, вы уже поняли, что об этой операции знают только четверо, и поэтому, если в один прекрасный день кто-то из оперативников задержит вас по подозрению в связи с экстремистами, то c'est la vie.
Хайдрих развел руками и испытующе посмотрел на Шварца. Фактически, все уже решено.

Отредактировано Heidrich Braun (2013-09-07 11:36:30)