Ясный зимний день, столь редкое в вечной берлинской хмари солнце – светит, чтоб ему, прямо в глаза. Фальк слегка нервозно сдвинул брови, и пощелкал пультом управления жалюзи, те с тихим шелестом поползли вниз, скрывая нахальное светило. Доктор расслабленно выдохнул, сквозь полуприкрытые веки поглядывая в ровно светящийся прямоугольник монитора, по экрану которого лениво пихали друг друга в бока разноцветные мыльные пузыри. Виски надсадно долбили отголоски бессонной ночи, и любая мысль о предстоящей канцелярщине вгоняла в глухое раздражение. Неяркий полумрак кабинета не давал расслабления, напрасно зеленели в горшках комнатные растения, напрасно ореховое дерево блестело полировкой, отражаясь в гладком стекле бесчисленных рамок со свидетельствами и сертификатами, символами признания пластического хирурга Томаса Фалька.
К черту бы все.
… Тормоза не завизжали – взревели. Ночь тревожно встрепенулась, прорезанная лучами фар, рубиновыми потеками по полу и на каталке… Фальк не кардиохирург, но в тот момент он как всегда накрепко запер все, что могло отвлечь. Не позволил себе и тени сомнения, делал свое дело врача, руками зная, что вытащит незадачливого сопротивленца с того света. Еще посопротивляемся, еще не все, кто нам гадил, мертвы, еще в послужим фатерлянду…
Пустые глаза пациента невидяще смотрели в потолок. Слово «кома» скомканно повисло в гудящей аппаратурой тишине отдельной палаты. Фальк, уже размывшийся и без следов чужой крови на лице и руках, молча стоял у окна, воспаленными, сухими глазами глядя на занимающийся рассвет.
Человек застрял где-то между тем и этим светом, и в его глазах теперь не отражается ничего, кроме потолка. И слова «я сделал все, что мог» никогда не станут оправданием.
«Все-таки не все», - доктор перевел взгляд на чашку с остывшим уже кофе, и сглотнул угловатый комок, засевший в горле. Не в его привычках и правилах было казнить себя за неудачно проведенную операцию, да почему неудачную же? – пациент-то жив. Парень из Сопротивления выживет, дай бог, молодой же, тридцати еще нет. Так отчего же червячок тревоги точит и точит изнутри, оставляя после себя осадок нервозности? Бессонные ночи в новинку стали вдруг? Смешно. Спишем все на разыгравшиеся нервы, и да бог с ними, - Фальк цапнул со стола чашку с кофе, и крутанулся на кресле, отъезжая от стола. С отчетами для Ларса он поработает чуть позже, а сейчас можно и пообедать сходить.
- Инге, закажите для меня машину, будьте добры, - улыбнулся он сетке динамика переговорного устройства. В ответ ему что-то вежливо пискнуло, и в этот момент послышался негромкий, но решительный стук в дверь.
- Войдите, - Фальк переключил освещение кабинета, сделав его немного ярче – надо ж видеть незваного посетителя. Страшно, что Инге не предупредила его о визите…
- Фрау Хольцер? – миловидную растрепанную женщину с криво сидящими на переносице очками ему довелось видеть однажды. Но Фальк абсолютно точно помнил, что тогда на ней был вполне официальный костюм, а не майка с мужского плеча, джинсы с прорехами, и домашние тапки. А еще фрау Хольцер была синяя.
Не в смысле, что синяя – пьяная, но очень даже посиневшая от холода. В ставшем ярче свете видны были пупырышки на обнаженных по плечи руках, а глаза из-за толстых стекол смотрели как-то… неопределенно, но категорически и целеустремленно, что наводило на мысли о легком шоке от переохлаждения.
Легкий шок едва не случился у Фалька – в мозгу доктора уже взорвались мигом тысячи предположений по поводу такого вида фрау Хольцер: пожар, автомобильная авария, землетрясение, побег из сумасшедшего дома; но его сердце джентльмена рванулось вперед в едином порыве – Томас одним-единственным семимильным шагом оказался подле соратницы по Сопротивлению, сдернул с себя согревшийся белый халат, и накинул на нее.
- Ради всех святых, что случилось, фрау Хольцер, что с вами? – не убирая рук с плеч гостьи, Фальк легким нажимом – рук же, и немного взгляда, заставил ее сесть на диванчик у двери.
Отредактировано Thomas Falk (2013-07-02 05:57:31)