• Имя:
Friedrich Jahns / Фридрих Йенс
Для всех вокруг всю жизнь был Фрицем.
• Возраст и дата рождения:
30.01.94. 26 лет.
• Род деятельности:
Мастер на все руки в автомастерской.
Починить, покрасить, посмотреть и прочее все к нему.
• Пробное игровое сообщение:
Мысли путались, обгоняли друг друга, резко останавливались и излишне активно предлагали друг другу пройти вперед. Творился такой сумбур, что голова начинала болеть. Йенс не понимал о чем думает, какая мысль и какой сейчас уступила или какую обогнала. Не понимал что происходит вокруг и хотел спать. Или не хотел, может на самом деле ему хотелось петь дурным голосом матерные песни и хватать Клару, обнимать и целовать. Но дома ее почему-то не оказалось, хотя дошел он черепашьим шагом довольно поздно. Леона тоже не было и будь Фриц хотя бы немного трезвее, его бы это заставило поволноваться. Но он думал то об одном, то о другом и не мог сосредоточиться ни на какой другой информации. Он даже не волновался о жене и сыне, он просто удивился тому, что их нет дома. В голове мелькнула мысль о том, что они может просто ушли гулять или подышать свежим воздухом, может за мороженым для Леона или искать его, непутевого отца и мужа. Мысль эту закидали позорными тапками мысли более рациональные, что в такое время ни один нормальный человек не выйдет на улицу с маленьким ребенком. Да и какой чистый воздух в Берлине? Да и не стала бы Клара отправляться на его поиски. Он даже в таком состоянии прекрасно помнил, что было в прошлый раз. У них в доме никогда не водилось скалки, Клара никогда ее не использовала, даже когда пекла свои фирменные картофельные пирожки или сырные булочки. По крайней мере Фриц никогда не видел, что бы она вообще доставала откуда-то скалку или что-то в этом духе. Она сама вытворяла что-то такое непонятное и волшебное с тестом, не прибегая к помощи посторонних предметов. У него потом даже появилась мысль о том, что скалку она вообще одолжила, например у чокнутой соседки снизу. У нее наверняка еще и не такие орудия пыток найдутся. Хотя суть в другом. В том что едва он переступил порог квартиры, как получил скалкой в живот и добрая девочка Клара вышла откуда-то из тени. Она шепотом крыла его таким матом, какой он и сам если когда-то и слышал, то вслух повторять не мог, совесть не позволяла, если она вообще есть. Но Клара была настолько расстроена, что ее ничто не могло остановиться. Ни рамки приличия, ни ее нереальных размеров совесть, которой обычно хватало на двоих, ни ее хваленое добродушие. Никакое бы добродушие его тогда не спасло от ее праведного гнева, от  пинков по ногам и дурной скалки. А его еще после этого называют негодяем и плохим, и сетуют что такая хорошая девочка связалась невесть с кем. Видели бы они, что вытворяет хорошая девочка в постели и как ведет себя в гневе.
Потом конечно Карла извинялась, на следующее же утро отпаивала его чаем и кормила вкусностями. Но вечером отпинала так славно, что у него надолго пропало желание пить с ребятами. И если бы не последние двести грамм водки после десяти бутылок пива, может он бы сообразил, что определенно что-то не так. Увы, на такие подвиги его мозг после выпитого был не способен. Он вообще чудом довел Фридриха до дома, не ошибся ни домом, ни квартирой, помог открыть все три замка и ни разу не уронить ключи. Даже до кровати помог дойти. На ботинки и одежду сил не хватило, на то что бы подготовить утренний похмельный набор в виде стакана воды, двух таблеток аспирина и чего-нибудь зажрать противный привкус во рту, ему не хватило. Но и на том спасибо, что еще в баре не вырубился и в драку не пустил. Йенс умел быть благодарным и с удовольствием вырубился, едва голова коснулась подушки, все, что бы мозг мог отдохнуть и набраться сил.
Ему приспичило пройти в мужскую комнату часа в два ночи, к этому времени к нему вернулась ясность мысли и он начал осознавать что происходит вокруг. Вернувшись в спальню заметил наконец, что нет ни Клары, ни Леона. Нет ни одного пропущенного от нее, ни записки, ничего. Все вещи на месте, чемодан на месте и любимый медведь сына тоже на месте. Значит она не обиделась на него и не уехала к маме. Тем более не пошла гулять или в магазин. Фриц бесцельно бродил по квартире пытаясь найти жену и сына, хотя уже вполне мог осознавать, что это глупо, дома их нет и чудом они не появятся. Ему стало не по себе, закрались нехорошие мысли и подозрения, Фридрих снова проверил молчащий все это время телефон и понял, что протрезвел и даже не заметил, сон тоже как рукой сняло. Он попытался ей дозвониться, но телефон оказался выключенным. Клара никогда не выключала телефон выходя из дома. И она была слишком ответственным человеком, что бы забыть его зарядить. У Фрица нехорошо екнуло где-то в груди и в тот момент когда он принял решение пойти искать их, в дверь постучали. Лучше бы он не открывал дверь, лучше бы он напился и уснул где-нибудь в баре или попал под машину спьяну и потерял память. Лучше бы полиция не стала ему сообщать. Все лучше, чем узнать, что Клару убили какие-то торчки в поисках дозы и замолчавший Леон был тому свидетелем. Фриц кричал и плакал, швырял в стены тарелки из любимого сервиза Клары, пинал мебель и хватался за волосы. Повисал на руках полицейского, решившего остаться на всякий случай и снова кричал. Его уговаривали успокоиться, говорили что пережившему такие ужасы сыну нельзя видеть его в таком состоянии. Говорили что-то про наладится и пойдет своим чередом. Говорили, что он справится и ему сейчас надо подумать о сыне, сообщить родителям жены, подумать о похоронах. Он не понимал ни слова, все шальные мысли не желавшие до этого определяться наконец нашли себе место. Каждая встала на свое место, они выстроились в четкие воспоминания о Кларе, с самого первого момента их знакомства. Когда она, сопливая девчонка из младших классов подошла к нему в столовой и вылила на голову горячее молоко, потому что он отпинал ее друга на перемене. Строго говоря она не была сопливой, а молоко горячим. Но эпичности момента это не убавляло и спесь она тогда с него сбила. Он, суровый мальчишка избивающих других за школой и курящий там же на переменах, получил от девчонки и даже не мог ей ответить. Следом шло воспоминание о том как он пытался научить ее курить и хватал за смуглые угловатые коленки, а она решала за него математику и лупила со всей дури по голове, стоило только его руке поползти выше по ноге. И их первый поцелуй отвратительный на самом деле, слишком мокрый и не особо приятный, потому что целоваться она училась по каким-то бабским журналам, где было написано, что мужчин возбуждает когда их губы во время поцелуя прикусывают. Клара все делала старательно и по правилам, а куснуть было почти правилом, она не устояла и куснула. И перестаралась и прокусила ему губу так, что пришлось накладывать швы и врать, что он шел, споткнулся о собственную ногу, упал на ровном месте и ударился  губами, для правдоподобности даже попросил друга выбить ему зуб. Ради Клары Йенс был способен и не на такие подвиги. После этого она разрешила ему потрогать грудь и не возражала против того что бы целоваться ее учил он, а не журналы или фильмы, или что еще она там брала за основу. Он учил ее кататься на велосипеде, ездить зайцем, кидаться гнилым виноградом в прохожих с балкона, курить, пить шнапс и прогуливать школу. Она учила его сдерживать гнев, пить молоко, есть фрукты, а не чипсы, бегать по утрам и математике. У них был идеальный союз ума и зашкаливающей крутизны. Родители Йенса нарадоваться не могли на смуглую и улыбчивую Клару, которая делала из их сына человека, что им никак не удавалось сделать самим. Родители Клары были не в таком восторге, они вообще не были в восторге от того, что их единственная лапочка-дочка связалась с этим обормотом. Но у него были на нее серьезны планы и намерения, и после долгого мужского разговора с ее отцом, Фрицу разрешили общаться с ней и дальше, разве что избавиться перед этим от пары-тройки вредных привычек. Ради такого ответственного дела Фриц на какое-то время действительно от них избавился. Он не курил долгих семь лет, до последнего курса техникума, не пил ничего крепче пива, не лез в драки и исправно покупал в аптеке презервативы. Он старался для нее и ради нее. Ему такие как она никогда наверное не нравились, у нее была маленькая грудь, короткие тощи ноги и почти плоская задница. Она была для него слишком серьезной, слишком разумной, правильной и воспитанной. Она не любила футбол и любила Германию. Но он ее любил и в ней все ему казалось идеальным. Она была его идеалом. Самой красивой девушкой идущей к алтарю в белоснежном платье. Самой желанной женщиной в их первую ночь и все ночи которые были после. Самой заботливой, нежной и трогательной. Самой нужной и важной. Он ее любил даже когда она беременной отправляла его в три часа ночи за манго или в шесть утра мешать клубничное мороженое с пюре и чесноком. Даже когда она ныла, что стала жирной и он ее из-за этого разлюбит. Когда рожая сжала его руку до перелома двух костей и орала благим матом, что это он виноват и что это из-за него ей сейчас так больно, поэтому пусть заткнется из-за своих двух несчастных костей. Даже когда за неделю до родов заставляла его представлять как из чего-то размером с лимон лезет нечто размером с арбуз. Даже когда постоянно ныла или орала после родов, переживая послеродовую депрессию. Он ее обожала и места не находил если ее не было рядом дольше пары часов. Он представлял себе жизнь без Карлы, без нее он был совершенно беспомощным и никому не нужным. Она была для него всем и мысль о том, что ее больше нет никак не укладывалась в голове. Он отказывался в это верить. Отказывался. Клара жива, она не могла его бросить вот так, не могла уйти. Не могла оставить Леона на его попечение. Это же Клара, она так не смогла бы. Это не в ее духе. Нет.
• Связь:
У разведки все есть, спросите у Брун, она по своим каналам пробьет.
• Согласны ли вы на то, что в ходе игры ваш персонаж может получить тяжкие телесные повреждения или даже быть убитым?
Конечно, как же иначе.

Отредактировано Freidrich Jahns (2013-07-05 13:16:37)