Нормальной человеческой логике это не поддавалось. Нет, офицеры Гемайншафт имеют право на личную жизнь и внеслужебную деятельность. Но офицеры Гемайншафт должны понимать, что их перемещения тоже отслеживаются, а действия контролируются. В особенности после заграничных поездок, участия в громких операциях и триумфальных провалов, в случаях, если степень триумфальности последних позволяет офицеру оставаться в добром здравии и с головой на плечах. Однако некоторые от рождения безголовые индивидуумы почему-то считают себя уникальными со знаком плюс, неуловимыми в квадрате и хитрожопыми в кубе, то есть одаренными в самый раз, чтобы проникнуть за пределы Германии по личным делам никем не замеченными. Без санкции руководства. То есть фактически нелегально.
Поэтому когда коллега из соседнего подразделения их же отдела в приватной беседе поведал майору Рейнхардту о том, что, судя по перемещениям предусмотрительно выключенного, но непредусмотрительно таскаемого с собой мобильника одного их общего знакомого из Пятого, некий офицер пересек государственную границу и основательно притормозил на территории Финляндии, а после поинтересовался, не посылал ли туда этого офицера кто-то из следствия, поскольку по официальным бумагам это не проходило, майор Рейнхардт не сильно удивился и, не моргнув глазом, сообщил, что с бумагами, должно быть, начудил какой-нибудь стажер, а капитан Хольцер выполняет секретное задание по его, майора, поручению. Разумеется, Хольцер – кто же еще.
Следующие несколько часов Рудольф собирал информацию и думал. Координаты он получил, картинку со спутника, демонстрировавшую закопавшийся в снега разбитый самолет, – тоже. Коллега Рейнхардта божился, что некоторое время назад он видел там и Хольцера, и еще двух типов. Один из них был местным аборигеном, другого удалось опознать как Эриха Райхе, бывшего военного пилота и человека сомнительной принципиальности. Что характерно, все трое были живыми. Но, по-видимому, намеревались оставаться в этом агрегатном состоянии недолго.
«Спасательную операцию» пришлось организовывать официально и в срочном порядке. Обманывать начальство было бы неправильно: начальство умное, и такие фортели могли только выйти боком, поэтому суть проблемы Рудольф изложил предельно четко. До складной теории, зачем он послал Хольцера в Финляндию, дело не дошло, и слава Богу, но обязательно дойдет потом, это было очевидно. Наметки, впрочем, имелись, и довольно гладкие, однако именно это и внушало майору опасения. Все складывалось слишком хорошо. Это наводило на подозрение, что какую-то деталь он мог упустить. Времени было мало.
Последние несколько часов дороги Рейнхардт мысленно проклинал Хольцеровскую широкую душу, сопоставимую по габаритам с русской, его же бесконечный авантюризм, полное отсутствие чувства меры, инстинкта самосохранения и мозгов в черепной коробке. Впрочем, нет: мозги у Хольцера как раз таки были. Но обычно ему удавалось успешно это скрывать.
По счастью, для Гемайншафт нет ничего невозможного, если действовать с умом. Обставив свою миссию как служебную, майор получил большую головную боль на родине и большую поддержку в недружественной Финляндии. Без последней пробраться на территорию северной страны было бы, мягко говоря, проблематично, а продвигаться в ее пределах – вообще невозможно. Но внешняя разведка работала хорошо, и встреча с ее представителем существенно упростила задачу: коллега Манфред, непроизносимое финское имя которого не только ни о чем не говорило Рудольфу, но и упорно не желало быть выговорено им, имел в своем распоряжении личный вертолет. А у одного из двух оленей, завязших в северных снегах, вдруг очень удачно ожил мобильный телефон. Зачем, почему и как, майор разбираться не стал – просто набрал номерочек Райхе. И номер ответил.
– Зиг хайль, герр Райхе, – бодро гаркнул Рейнхардт. – Будь хорошим мальчиком, не бросай трубку в сугроб, а передай ее тому недоумку, который находится сейчас возле тебя. Да, я имею в виду Хольцера.
Об одном жалел майор: что не может видеть вытянутых лиц этих блаженных идиотов.