Никто бы не поверил, что железная малышка Ини ещё в восемь часов плакала в своей гримёрке, закрывая рот и нос трикотажной кофтой, чтобы случайный стон или всхлип не был услышан из-за тонких стен телестудии.
Такое даже представить себе невозможно. В девять утра девушка подняла глаза к бездушному чёрному оку телекамеры и почти не мигая не отводила от него взгляда ровно до десяти.
Ещё пятнадцать минут назад она умывала лицо холодной водой, чтобы не было видно красных пятен и кругов на полморды, хотя внимательный зритель и мог бы заметить чуть-чуть опухшие веки.
Экстренный выпуск походил больше на сводку с линии фронта. Острот и комментариев Каспара на грани фола сегодня не было.
Не было и самого Каспара.
Приходилось оперировать крайне скудным набором сведений. Никто ничего не знал, казалось, Ингрид могла говорить буквально от первого лица, хотя своими глазами она видела лишь облако дыма над кронами деревьев парка. Но её репортаж был первым, она непосредственно говорила с не оправившимися ещё от шока свидетелями. Она дошла до тюремного госпиталя вместе с виновником трагедии. Именно по её зову подоспели коллеги, пост-фактум оценивавшие масштабы катастрофы. Эту сводку можно было считать итоговой чертой под взрывами на празднике жизни. Она пыталась делать выводы, хотя камни мостовой ещё не остыли.
На экранах жителей Германии сменяли друг друга снятые вчера Лотаром кадры. Затем они повторялись по второму кругу: всё произошло быстрее, чем казалось вчера. Ингрид не замолкла ни на секунду. Ещё раз напомнить количество погибших. Число раненых. Из них в тяжёлом состоянии. Предполагаемый ущерб.
И потом - самое тяжёлое. О заявлении прокурора и его последствиях. Несколько общих планов корпуса Шарите, куда изуродованный Розенблатт был доставлен. Пара фраз, выхваченных из контекста - всё только слова врачей и охраны госпиталя. Осторожное предположение: прокурор был наказан за своё выступление с обвинением. Некоторые версии с особым акцентом на то, что среди них может не быть истинной.
Почему молчал Энгельберг? Где до сих пор его веское слово? Можно ли чувствовать себя в безопасности? Этого Ингрид вслух не говорила. Но Лотар, неизменно стоявший у камеры, видел вопросы, написанные у неё на лице.
Всем было страшно. Даже ей, которая обыкновенно не боялась ничего.
Когда был дан сигнал "стоп", Ингрид буквально сорвалась с места и никому больше ни слова не сказала в студии. Только хлопнув дверью поджидавшего у служебного входа такси она нарушила молчание, чтобы назвать адрес места назначения. Проводя рукой по волосам, чтоб отбросить их назад, Ини сбила и так надетый набекрень берет. Сотовый принял обычное положение - прильнул к уху девушки. Ответ в трубке был прежний: абонент недоступен.
Сначала он полдня не брал трубку. Затем оказался вне зоны досягаемости.
Никто из общих знакомых понятия не имел, куда Хаузер делся, но все невыразимо легкомысленно относились к его исчезновению. Одна Ингрид понимала, что всё серьёзнее, чем можно представить. Она одновременно злилась, что коллега не нашёл ни единого способа предупредить о своём отсутствии и до ужаса боялась, потому что даже стихийное бедствие не заставит его пропустить эфир. Каспар был в каком-то смысле фанатиком. "Час" для него был любимо игрушкой, родным дитя и делом всей жизни одновременно. Ни к чему он не относился с большей любовью и трепетом. Он сам был "Часом", а "Час" был им, не меньше.
За минувшую ночь Ини позвонила Каспару не меньше двух дюжин раз. Если бы он загремел в больницу или был доставлен в морг, она бы уже знала. Значит, искать там было бессмысленно. Начинать надо было с дома.
Что делать, если его там не окажется, Ингрид не знала.
Охрана и консьерж её хорошо знали и проводили до лифта, но ответить, у себя ли Хаузер, затруднились. С силой нажав пальцем на кнопку звонка, девушка прижалась лбом к двери, второй рукой всё ещё крепко сжимая сотовый.

Отредактировано Ingrid Buchholz (2013-07-15 00:38:26)

Минуты тянулись как года. Казалось, Ини уже целую вечность давит пальцем на звонок, от его надоедливой трели у самой уже гудело в ушах.
Стоило смириться с тем, что дверь не откроют. Никто не подойдёт, Каспара нет. Его надо искать. В другой раз он поднял бы трубку с первого звонка и промурлыкал бы "Да, Манипенни?"
Куда бежать? Звонить Максимиллиану глупо: он посмеётся над Ингрид и назовёт её по меньшей мере глупой девчонкой. С кем Каспар ещё мог проводить время? Ингрид могла сказать, какой кофе он пьёт по утрам, припоминала его галстуки по дням недели и точно помнила, в котором часу он просыпается, засыпает, устраивает себе обеденный перерыв, короткий перекус или спонтанную сиесту. Но хоть раз задуматься о том, с кем он проводит своё свободное время и общается на отвлечённые темы она не удосужилась. Ей казалось, он женат на своей работе и пересекается с людьми только по велению долга.
Ей хотелось так думать, потому что она сама не имела друзей и интересов помимо работы. А "Час" Каспар любил куда больше неё, значит, по разумению Ини, и вносить в программу вклад он должен был куда значительней.
Но проблема не исчезла. К кому бежать и спрашивать, не видели ли они Каспара, неизвестно.
Когда Ингрид уже собиралась плюнуть и уйти, дверь всё же открылась. От неожиданности девушка едва не свалилась прямо на показавшегося в проёме виновника торжества. Он выглядел плачевно, но он был жив и невредим.
- Что произошло? - без приветствия дрожащим, но нарочито строгим голосом поинтересовалась Ини, когда за ней закрылась дверь. Где ты был и как тебя понимать? Я всю ночь тебе звонила. И весь вчерашний день. Как ты мог бросить меня одну в студии? Это же был важный эфир! Твой эфир!
Ингрид постепенно срывалась. Ей стало так досадно из-за того, что она, возможно, волновалась совершенно зря. Хаузер был потрёпанный, необычно бледный и вымотанный...
"Но он мог предупредить! Он мог хотя бы предупредить!.."
По щекам девушки, стремительно краснеющим, снова покатились предательские слёзы.
- Я не находила себе места, понимаешь? Я уже думала, что ты... Что тебя...
Вспыхнув, Ини небольно стукнула Каспара кулаком в плечо. С души упал такой тяжёлый камень, что хотелось броситься к нему на шею, мешала только обида и осадок ещё не улетучившегося страха.
- Что случилось? - переспросила Ингрид, упрямо вытирая щёки.

Отредактировано Ingrid Buchholz (2013-07-21 12:05:02)

Потрёпанный вид и несчастный щенячий взгляд не служили оправданием ничему. Апатия Хаузера казалась фальшивой, призванной только показать, что у него всё плохо, а Ингрид не имеет никакого морального права его в чём-то упрекать и требовать объяснений. Он всё никак не собирался заговорить по делу.
Ингрид это раздражало, раздражало, РАЗДРАЖАЛО.
Она снова была предельно на взводе и злилась на себя за то, что расплакалась под дверью. Каспар мог успокаивать её как угодно - взвинченная девушка, кажется, уже ничего не хотела слушать.
- Не нужен мне твой кофе, ты, безответственный...
В глубине души она всё же понимала, что произошло что-то серьёзное. Каспар скорее всего сгущал краски, но заставила остаться дома его явно не меланхолия, не плохое настроение и не лёгкий насморк. Только обида и злоба слепили до невозможного.
Когда Каспар озвучил причину своего подавленного состояния, Ини не поверила своим ушам.
- Кто тебя встретил?..
Девушка так и осела на стул, услышав слово "Гемайншафт". Оговориться или ослышаться здесь было сложно. Одно звучание "Гемайншафт" действовало на многих как красная тряпка на быка или ведро святой воды на чёрта. Это было не просто серьёзно, это, грубо говоря, был залёт. Шутки кончились, и, похоже, у Каспара был веский повод не появиться на эфире. Ещё вопрос, где он провёл сегодняшнюю ночь.
- Кас, рассказывай, - лицо малышки Ини словно окаменело, а таких широко распахнутых глаз у неё коллега точно раньше не видел, - Что он от тебя хотел? Что ты натворил такого?
"Большие проблемы... большие проблемы могут начаться только если совершить большую ошибку."

Отредактировано Ingrid Buchholz (2013-07-21 15:43:50)

Рассказ Каспара длился бесконечно долго. За окном успело смениться четыре сезона, проросла трава на свежих могилах вчерашних покойников, Земля сделала полный круг по орбите, а где-то произошло извержение вулкана и случилось цунами.
Ингрид отчётливо чувствовала, как седеют волосы на её голове. Казалось, на глазах старел и Каспар, что было вообще-то недалеко от истины - похоже, за минувшую ночь у него прибавилась пара морщин. Буквально, если только то, что теперь видела прозревшая Ини, было не обманом её зрения, подстёгнутым разгулявшимся на нервной почве воображением.
История, которую рассказывал Кас, казалась выдержкой из детективного остросюжетного рассказа, которые печатали в ежемесячных журналах. Несмотря на то, что Хаузер делал иногда большие паузы и переводил дух, Ингрид не могла его перебить из-за вставшего в горле кома.
Слишком большой поток информации. Слишком много вопросов, появляющихся буквально относительно каждого озвученного факта - забываешь, что хотела, когда открывается очередная не укладывающаяся в голове подробность. Так о многом надо расспросить, что существенное и несущественное смешиваются, сливаются воедино, меняются местами, путаются между собой. Такой каши в голове у Ингрид не было со времён средней школы, когда ненужные, все одинаковые, как фасолины в стручке, предметы забивали мозги, ничего путного там не оставляя, лишь утяжеляя стократно голову, путая мысли и неимоверно утомляя.
После того, как Каспар замолчал, девушка ещё недолго никак не реагировала, тщетно пытаясь разложить всё услышанное по полочкам.
- Почему ты мне не сказал? - после долгого молчания голос Ини слегка хрипел, - Почему ты не сказал, что на тебя давил Шторм? Чем таким они тебя запугали? Что такого они могли тебе предложить?..
Видя стремительно закатывающиеся глаза товарища, Ингрид похолодела: она очень надеялась, что поняла всё правильно. Похоже, она ошиблась. Значит, оставался только один вариант; и его-то Ингрид боялась не то что озвучивать - допускать.
- Он же не мог заставить тебя написать ложное признание, правда?
Последний лучик надежды постепенно угасал в глазах девушки. Дребезжащая мольба в голосе точно эхом отражалась от стен. "Прошу тебя, скажи, что это ложь!"
- Это не может быть правдой, Каспар. Он не мог тебя заставить это сделать. Ты же за правду! Ты же против обмана! Сделать информацию для всех доступной - так ведь? Так?
Ингрид поднялась со стула, зажала руками рот и принялась наворачивать круги вокруг обеденного стола. На глазах затрещал по швам её воздушный замок.
- Тебя не могли так подставить. Это же бесчестно! Так же не бывает... Ведь если ты ни в чём не виноват, то нечего и бояться. А ты же не виноват?..
Девушка остановилась и взглянула на коллегу. Можно ли было ему верить? Он ведь Ингрид никогда не врал... никогда.

Коллеги считали Ингрид бесстрашной. Рваться в гущу событий, соваться к самым скандальным персонам, спешить к эпицентру только что прогремевшего взрыва - зовите Бухгольц. Если она захочет, горы свернёт. Хоть бомбы пролети у неё над ухом - глазом не моргнёт.
Но сейчас малышке Ини было страшно. Прежде её картина мира была проста и прекрасна: есть канцлер, который заботится о народе. Есть министр Розенблатт, который всегда обеспечит стране правильный курс. Есть армия, способная защитить Германию от внешних угроз. Есть Гемайншафт, который устраняет внутренние. Есть герр Леманн, под началом которого работается легко и приятно. Есть Каспар, которого иногда заносит, но на которого всегда, всегда, всегда можно положиться.
Ингрид почувствовала себя очень маленькой. На мгновение ей показалось - ничего этого на самом деле нет. Нет единой Германии, объединившей всю Европу и непобедимой, есть только страна, отчаянно борющаяся за своё место под солнцем, раздираемая противоречиями и конфликтами; нет канцлера-апостола, есть только тиран со множеством комплексов и руками по локоть в крови; нет честной журналистики, есть только огромная пропагандистская машина, добровольно ложащаяся под государственную власть; и нет верного друга Каспара, готового пойти за ней в огонь и воду, есть только... есть...
Кто же он такой? Предатель, переметнувшийся на сторону врага? Обманутая и подставленная случайная жертва? Просто человек, оказавшийся не в то время не в том месте? Ингрид не могла спокойно смотреть на него. Он был совсем не таким, как обычно. Раздражающая жизнерадостность и надоедливость куда-то улетучились. Он сломался...
Девушка уняла разыгравшееся воображение и постаралась себя успокоить, хотя ей хотелось заплакать и попросить, чтобы её кто-нибудь пожалел. У Ингрид покраснел кончик носа и задрожали губы. Глядя на бесплодные попытки Каспара закурить, она едва не разрыдалась от беспомощности - собственной и его. Обойдя стол, Ингрид облокотилась на него, достала из кармана плаща собственную зажигалку и помогла Хаузеру прикурить. Потом, шмыгнув носом, достала из его пачки сигарету для себя и тоже зажгла.
- Что нам делать, Каспар? - после долгого тягостного молчания тихо спросила она, размазывая по щеке покатившуюся слезу. Не смытый грим свалялся в мерзкие катышки, - Что теперь будет?
На самом деле знать совсем не хотелось. Непонятно, что было нужно сильнее: чтобы утешили её или чтобы хоть немного приободрился Каспар.

Ини упрямо вытерла слёз кулачками. Глаза её уже саднило от слёз, сигарета казалась невкусной и горькой.
Истерика прошла. В один миг для неё закончилось детство, ровно с осознанием того, что единый немецкий народ, где каждый друг и брат, где можно довериться государству и населению в равной степени, а кто не с нами - тот враг и предатель. Потому что верить никому было нельзя.
Даже Каспару.
Ингрид поняла сейчас: он не безгрешен. Он и впрямь что-то совершил, иначе бы не попался и не плакал теперь. Безвинным нечего бояться и не о чем переживать, а, глядя на Хаузера, можно было сделать прямо противоположный вывод. Ингрид было уже не остановить - не осознавая, что можно подвергнуть сомнению не слова старого заклятого друга, а совершенство системы, она мысленно жалела Каспара, считая, что он заблудился, запутался, потерял ориентир...
Кто же знал, что так глупо разойдутся их дороги. Она могла бы бросить его на этом распутье и оставить его в неведении и ереси, но зажглось последнее, что могло бы примирить их: желание ему помочь, вернуть на истинный путь, раскрыть глаза и спасти заблудшего агнца.
Проявление истинного милосердия и великодушия, если призадуматься.
- Ладно, хватит ныть. Мы здесь уже слишком долго сидим. Чёрт с ним, с эфиром, но дальше расклеиваться нельзя. Уже довольно.
Это был даже не вполне обман. Ингрид просто хотела ему подыграть, чтобы Каспар не опускал руки - уж что-что, а это ему вне зависимости от обстоятельств было противопоказано. К тому же, если прощупывать почву осторожно, можно много полезного узнать. Если Каспар сам поймёт, в чём ошибся, будет даже лучше - безболезненнее для него.
- Расследование ты просто обязан продолжить. А я помогу тебе всем, что в моих силах. Можешь рассчитывать на меня, Кас. Я тебя не подведу.
Насколько он доверял своей коллеге? Трудно сказать. Если бы он как на духу выкладывал ей абсолютно всё, не стала бы таким сюрпризом эта прелюбопытнейшая оказия с Гемайншафт. Если бы он верил ей как себе, он бы не увиливал от разговоров о Шторме. Если бы он всерьёз воспринимал Ингрид, то не злил бы её своими остротами и не заставлял мучительно пытаться отделить серьёзные суждения от паясничества.
Одно она знала точно: просто так никакие бумажки в Гемайншафт не составляют и не выбрасывают. Если Каспар и впрямь в чём-то виновен, она вытащит его из этой трясины. Если он оказался невинной жертвой по глупости - поможет не совершить других ошибок. Это её прямой гражданский долг, никак не меньше.