Клара всегда была любимицей всех местных бабулек, дедулек и их внуков. Они всем дьявольским скопом ее обожали и чуть ли не боготворили. Она со всеми находила общий язык и влюбляла в себя, о ней никто плохого слова сказать не то что не смел, просто даже не подумал бы. Ее знали все вокруг, она всем помогала, со всеми общалась и всех по-своему любила. Одной бабушке помогала вязать свитера для толпы внуков и правнуков, потому что бабушка одна не справится, другой помогала готовить пирожки и супы, потому что руки у бабушки уже слабые, больные. С одним дедушкой играла в карты на звонкую монету, а с другим гуляла до ближайшего пруда и на берегу кормила уточек, как он любил это делать со своей покойной женой, по которой скучает просто до слез. Потом Клара приходила домой и тоже плакала, ей всех было жалко, она над всеми тряслась как над своими. И когда чудесная всенародно любимая Клара вышла замуж за обормота Фридриха, которого недолюбливали и побаивались фанаты девчоки-припевочки, их трагедию сложно было описать. Бабушки плакали, дедушки снимали шляпы и трагично глядели в пол, а внуки просто не понимали что происходит. Все говорили, что Фриц научит ее плохому, будет напиваться и избивать его. Или приводить своих дружков байкеров и в один прекрасный момент они ее изнасилуют и убьют. Или он сам ее убьет, труп закопает и никто ничего доказать не сможет. Фриц всегда ржал над подобными версиями и спрашивал не страшно ли Кларе жить в ожидании смерти или насилия. А Клара его за это била и ходила разговаривать со своими любимыми стариками, рассказывала какой ее муж на самом деле хороший и заботливый, пыталась их убедить. Она очень расстраивалась, что никто не видит его таким, каким видит она его. Заботливым, любящим и надежным. Она старалась, что бы они разглядели в нем это, но не знала как и это оставалось тайной пока Клара не забеременела. Первые месяцы никто ничего не подозревал, но когда ее растущее по часам пузо уже невозможно было скрывать, начались народные волнения. Как же так, теперь под ударом не только малышка Клара, но и ее чудесный малыш. А потом все увидели как Фриц ее огромную и пузатую кряхтя переносит через лужу, что бы не дай Бог не промочила ноги и не простудилась. Как на заднем дворе дома сам делает для будущего малыша кроватку, пеленальный столик и многое другой. Как он каждую неделю таскает жене цветы, сладости и трехлитровые банки соленых огурцов из русского магазина располагающегося на другом конце города. И тут им бы его полюбить, понять что этот человек действительно стоит своей жены и будет прекрасным отцом, отнестись к нему по-другому, но ничего подобного. В нем все равно видели потенциальную угрозу и когда он впервые вышел с малышом Леоном на руках во двор, без Клары, все похватались за сердца и аж замерли. Видимо ждали когда этот остолоп уронит и угробит ребенка.
Никто не верил, что из него выйдет хороший отец, включая самого Фридриха. Он волновался и не знал как вести себя с ребенком, но руки не опускал и очень старался. Ему помогала жена, она всегда была рядом и поддерживала его, говорила нужные слова, которые у нее всегда находились сиюминутно и не давала Фрицу гнобить себя. Рядом с ней он чувствовал себя лучше и ему хотелось быть лучше, ему было ради чего стараться, к чему стремиться и он всегда знал что делать дальше. Когда Клары не стало он по привычке продолжал делать все именно так, как было при ней. Говорить те же слова и проделывать те же действия. Потом это сошло на нет, он потерялся, перестал понимать что происходит вокруг, снова взялся за бутылку и закрыл глаза. Он смотрел но ничего не видел, он забыл про Леона. Были редкие вспышки, когда он вспоминал прежнюю жизнь и опасаясь праведного гнева жены хватался за сына, как за соломинку. Водил его в школу, забирал, отводил на сеансы к мозгоправу, кормил мороженым и сам готовил любимое пюре. Читал ему книги и целовал на ночь в лоб. И искренне не понимал почему сын смотрит на него как на чужого человека, почему ему не отвечает. Пропажи сына замечали все вокруг, Фриц тоже. Он хватался в последний момент, отправлялся на поиски и иногда даже находил. Но бывали вечера когда он так напивался, что забывал даже как его зовут, куда там помнить про сына. Он не замечал, что Леон не ночует дома, что сын с ним не разговаривает, что он вообще ни с кем не разговаривает.
На трезвую голову Фриц еще старался что-то с этим делать, он старался снова стать хорошим отцом, как это было раньше. Но ударялся о стену, которую сам же установил между собой и сыном, расстраивался и топил горе в крепком алкоголе. Ему было трудно, он потерялся и не знал что делать дальше, как, зачем. Отвлекала его только работа, там пить нельзя было и пьяным приходит тоже. Его держали там только с условием, что он будет трезв и будет работать. Фриц понимал, что нигде больше ему не предложат такие царские условия, гибкий график и приличные деньги, и за свою работу держался обеими руками. Там он отключался от всего и погружался в мир машин, он видел машину изнутри, видел проблему и способы ее решения. Он забывал о проблемах с сыном, о злых соседях и алкоголе. Он видел перед собой неполадок и устранял его. Но в какой-то момент работа заканчивалась и снова приходилось возвращаться домой, где нет сына, зато есть непочатая бутылка. И так по кругу, ничего нового, все по старой схеме, до появления какой-нибудь симпатичной мордашки, которая на пару часов сможет его развлечь.
Сегодня все было как всегда. Он проснулся, позавтракал, приготовил завтрак сыну. Его любимые хлопья с фруктами и прохладным молоком. С удивлением обнаружил, что сына нет дома и судя по заправленной кровати его там даже и не было. Но выпитое вечером не позволило ему придать чему-либо слишком большое значение. Поэтому пожав плечами, будто все хорошо и ничего не происходит, Фриц ушел на работу. Там его ждал старенький мерседес еще более старенького фермера из Мюнхена. Который гнал машину к чудо-мастеру в сам Берлин. Фрицу нравилась эта машина, в ней даже пахло особенно, сеном и хорошим пивом. В ней сохранился оригинальный кожаный салон и шикарная приборная панель из дерева. Дедушке эта машина досталась в наследство от богатой маман. Все остальное он растратил, пустил на ветер, но машина осталась. Он ее любил и хранил, ездил на ней по выходным в церковь, пока в одно ужасное утро она не заглохла. Фридрих не знал в чем проблема и никак не мог найти причину поломки, но дедушка и машина ему нравились, поэтому он старался. И приходя на работу он все свое внимание обращал только на эту работу. На все остальное ему было плевать. Ровно до того момента как на него внезапно не налетело нечто маленькое, черное и больное бьющее. Она выглядел еще хлеще чем он, наверняка покажись они оба во дворе дома Йенсов, внимание старичком будет обращено только на нее. Маленькая, похожая на воробья. Хорошенькая и настолько злая, что ему стало даже как-то не по себе. Фридрих ее точно не знал, такую если узнаешь, то никогда не забудешь и он совершенно не понимал какого черта ей от него надо, и почему она его бьет.
- Какого хера ты меня бьешь? Я с тобой спал и забыл перезвонить? Едва ли. Я тебе машину плохо починил? Едва ли. Так какого хера? – Он потер наливающийся синяк и на всякий случай отодвинулся от девчонки, силясь вспомнить откуда может ее знать. Но что-то ему подсказывало, что он все равно ничего вспомнить не сможет.