Молодец, Лиз, у тебя отлично получается саму себя накручивать. В пору было бы хлопать себя ладонью по лбу и, выдыхая улыбаться, говоря, мол, простите, а я-то разнервничалась, но в формальном общении женщина была достаточно скупа на жестикуляцию. Потому единственной её реакцией была бледная, мало что выражающая улыбка. В твоих словах было куда больше какого-то подтекста, чем в его собственных; что такое, нервы начинают расшатываться? Подумай об обращении к какому-нибудь хорошему психологу. В её собственном обращении к самой себе было мало чего, кроме укоризны.
- Разумеется, вы правы. Все мы здесь законопослушные граждане, - за своё поспешное недоверие женщина извиняться не стала, она лишь вновь усмехнулась и сделала слабый жест рукой, - может пройдёмся? А я вам расскажу про Маркса.
И неспешно зашагала по мостовой, в противоположном от университета направлении. Не так далеко отсюда был припаркован её синий Жук 1971 года, так что, в случае если герр Беккер скоро ей наскучит, она всегда сможет поспешно ретироваться. Но пока Герхардт ещё была готова продолжить их беседу. Чего бы парень от неё ни хотел, однако факт того, что он занимается частной юридической практикой, зацепил внимание Офелии. Знакомство с юристом никогда не бывает лишним; все же, время сейчас не такое спокойное, каким может показаться на первый взгляд. И, каким бы ни было твоё отношение к людям, человек – существо социальное и только имея хорошие связи, он действительно сможет хоть сколько-то да просуществовать на поверхности. Даже ей, иногда подходящей слишком близко к границам социопатии, не слишком рано зарывать свою жизнь.
Офелия в задумчивости провела кончиком пальца по брови, затем спокойно начиная:
- Карл Маркс был нашим с вами соотечественником – думаю, хотя бы об этом в вашей программе упоминалось – философом и общественным деятелем, сформировал теорию классовой борьбы. В своё время работал и журналистом, протестовал против цензуры и даже позволял себе открытую критику правительства, говорил о необходимости смены прусской монархии на демократию. Достаточно рискованное поведение, однако он легко отделался – всего-то закрытием газеты. Это уже годами позже, после революции и участия в пропагандистской деятельности, он был выслан из Германии и перебрался во Великобританию, где был встречен куда более радушно. И там, собственно, раскрылся в полной мере, издал свой «Капитал», – было куда больше фактов, каких-то достаточно значимых, каких-то мелких, которые женщина могла извлечь из своей памяти, однако сколь бы Офелия не любила разговаривать о литературе или вещах близких к ней, разбрасываться своими знаниями женщина не особо хотела. Тем более, что она всё ещё не до конца была посвящена в то, для чего же её слушателю всё это было необходимо. – Живи он в наше время, вполне вписался бы в ряды сопротивления. – она чуть пожала плечами, - Если смотреть на его работы в целом – он придерживался замечательных, близких даже нашему государству идей; единство, сплочённость народа. Однако затем, его идеи идут в серьёзный разрез с уже привычным нам укладом, ведь он говорит об изъятии частной собственности, уравнивании всех, свержении господствующих классов. Запрет его трудов – закономерное явление. Вы знакомы с историей СССР? Впрочем, там много знать и не надо, разве что про большевиков и революции и то, как они как раз-таки, «Капиталом», в числе прочего, и руководствовались. Строй советской России – то, что мало кто захочет испытать на своей шкуре. Может Германия теперь и закрыла свои границы, но мы всё ещё живём со старым общественным устройством, с очевидным классовым разделением, в котором любой обитатель высшей ступени даже среднего класса, чувствует себя очень комфортно. А что если низшая прослойка получит в руки литературу столь возмутительного содержания? Они захотят справедливости, захотят равенства и, чтобы было «от каждого — по способностям, каждому — по труду», как у коммунистов. В Германии и так достаточно свободомыслящих людей, чтобы позволять подобным идеям множиться в массах. Это как вирус, понимаете? Один чихнёт в публичном месте и вот уже десятки новых заражённых людей. Но на Марксе стоит запрет и теперь каждого, кто попытается превознести его идеи, можно будет провозгласить нарушителем общественного порядка, даже террористом, запереть его далеко и надолго. Нет заставляющей пересмотреть свои взгляды литературы – нет и проблем. – С губ Офелии сорвался тяжелый вздох и она с явным раздражением добавила, - С такими настроениями, удивительно, что наше многоуважаемое правительство ещё не запретило те же исторические хроники Шекспира; ведь там что ни сюжет, то благородный герой поднимает меч на коварного злодея, восседающего на троне.
Женщина наконец замолчала. Она не собиралась быть такой многословной, но, как обычно и случалось, вошла в раж и не смогла вовремя себя остановить. Впрочем, Офелия старалась держать своё повествование в достаточно нейтральном ключе, рассказывая всё с точки зрения человека, просто достаточно знакомого со всей ситуацией, но держащегося от неё в стороне.
- Что ж, даже не знаю, что ещё вам рассказать о Карле Марксе. Может у вас есть какие-то более конкретные вопросы? – кривая усмешка, слегка приподнятый уголок губы. Женщина всё ещё относилась с сомнением к тому, что молодой человек нашёл её для того, чтобы «просто послушать». За подобным интересом всегда шло, как минимум «просто почитать» или «одним глазком глянуть». Она всё ещё не питала доверия к бывшему студенту, чтобы он там о себе ни говорил.