Марк Райнер, 30 лет, Черный шторм

• Имя: Mark Friedrich Rainer | Марк Фридрих Райнер

• Возраст и дата рождения: 16/11/1990 (30 лет)

• Место рождения, место фактического проживания на данный момент времени:
Место рождения - Германия, Нижняя Саксония, район Виттмунд, о. Шпикерог
Место проживания – Германия, Берлин

• Внешность:

John Butler

» Рост: 180 см
» Цвет глаз: карий
» Цвет волос: каштановый. Волосы заплетены в дреды, длиной немногим ниже лопаток
» Особенности: проколотая справа бровь, тоннели в ушах, татуировка-штрихкод с инициалами и датой рождения на левом запястье, татуировка в виде надписи «si vis pacem, para bellum» в районе шейного позвонка.

• Характер:
Идеен до мозга костей. Ярый защитник своих интересов, порой слишком фанатичен, легко загорается новыми идеями и почти всегда доводит дело до конца. Умеет оказываться в кругу общественного внимания, да и вообще привлекать внимание любит, неплохо толкает речи с броневика и убеждает в своей правоте. Достаточно радикален, категоричен и отвратительно своеволен; сторонник идей анархизма.
Пессимистичен, упёрт, беспринципен – не лучший собеседник, да и вообще довольно невыносимый тип, славящийся способностью разжигать костры конфликтов буквально из ничего. Воин, а не дипломат, но ему равно неплохо удаётся и организация действий и их исполнение. Всегда ставил и будет ставить приказы командования под вопрос – не сторонник слепого повиновения.
Будучи совершенно не сдержанным в словах, не гнушается высказывать правду в лицо. Циничен, раздражителен и достаточно резок, отчего кажется, что Райнер откровенно нарывается на неприятности. Порывист, решителен, никогда публичо не признает своей ошибки, даже если внутренне будет корить себя за неё. Никогда не станет жалеть себя, или кого бы то ни было ещё, считая, что все получают по заслугам. Работу и дело ставит выше межличностных отношений.

• Биография:
«Моя фамилия Райнер, и я нахожусь здесь на законных основаниях»
Брайан, американец по национальности, и Мария, немка русско-еврейского происхождения, сочетались браком аккурат за девять месяцев до рождения Катарины, старшей сестры Марка, но сказать, что в этом союзе не было любви – соврать. Просто именно таково было стечение обстоятельств, которое впоследствии дало жизнь ещё двум детям.
Да, было так.
У них постоянно кто-то гостил; отец, неугомонный журналист, ведущий какую-то искусствоведческую колонку и широко известный в узких кругах благодаря своей неуёмной общительности и обаянию, вёл за собой в небольшой посёлок всех, у кого выпадала хоть одна свободная минутка, которая незаметно превращалась в час, день, неделю и даже месяц. Марк привык быть на виду. Он вообще умел и любил обращать на себя общественное внимание.
Обширные связи Брайана позволили попытаться дать ребёнку хорошее образование, но случайно узнав, что престижный лицей терпит его успеваемость ниже среднего и хулиганские выходки только из-за вмешательства отца…Марк не стал сдерживать свою неуёмную энергию, которая вкупе с буйной фантазией частенько портила мирное существование ему самому и его семье. Марк и мир – эти понятия были в принципе несовместимы.
К совсем ещё юному Райнеру не было применено никаких санкций. Отец лишь пожал плечами – он волен решать сам. Где учиться, чем заниматься, как добиваться своего. И Марк осознал, что да, он и в самом деле волен решать сам.
Недружелюбный Берлин две тысячи восьмого и полное одиночество – вот оно, следствие. Да другого, наверное, и не суждено было. Марк выбрал Берлин своей основной целью, и к этой цели упорно шёл последние школьные годы. Она вряд ли оправдывала средства: чтобы вытянуть необходимые ему предметы на должный уровень – самостоятельно, без помощи отца – ему приходилось лишать себя всего. Но в Витмунде его наполеоновским амбициям стало тесно, в крохотном посёлке Шпикерог – тем более. Лица друзей и знакомых приелись, в радиусе четырёхсот километров с тобой здоровалась каждая улитка, и каждый твой промах становился достоянием общественности.
Но вот – в его руках извещение о том, что он зачислен на факультет журналистики HU Berlin.
А дальше – что?
Он редко загадывал вперёд, предпочитая жить сегодняшним днём. Ставил себе одну цель за другой, с завидным упорством добиваясь каждой и карабкаясь по кровавым ступеням. Но что там, в конце этой бесконечной лестницы – он не знал.
Марк много читал, мало ел и совсем не спал. «Шпикерогскому ублюдку», тут же выбившему себе место под солнцем и начавшему качать права, были не рады. Марк выхватывал из-под носа у местных стипендии и гранты, ходил в любимчиках у преподавателей и не признавал никаких авторитетов. Он всегда выяснял отношения до, после или вместо учёбы, но никогда не во время, из-за чего в рядах студентов ходила легенда о мифическом «Бойцовском клубе», завсегдатаем которого Марк являлся. Он и впрямь мог похвастаться членством во всевозможных подпольных клубах разной степени законности, свободным входом на непозволительно большое количество концертов и халявной выпивкой на каждом втором флэту.
Пожалуй, ангдерграунд его испортил. Или нет, не так – сделал таким, каким он является на настоящий момент. Все эти кухонно-политические разговоры и неверие в светлое будущее – всё началось тогда, со студенческих лет, когда Марк стал понимать, что присутствие полицейского внушает ему не чувство доверия, а ровно ему противоположное.
Что-то не так было в том датском королевстве, в котором они все проживали.
И когда на его факультете студенты ещё сомневались, в какой же сфере специализироваться, Марк только посмеивался – он давно решил про себя, что пойдёт в политику. Дома Брайан избегал говорить на политические темы, а когда Марк швырнул на стол газету, с первой страницы которой миру улыбалось лицо герра Энгельберга, он и вовсе посоветовал сыну не лезть в эти грязные дела, которые не доведут его до добра.
Но – поздно.
Казалось бы – всё хорошо. Можно сказать, в шоколаде: стабильность, значительный прогресс в области медицины и компьютерных технологий, удивительная сплочённость немецкого населения. Но Марк упорно искал ложку дёгтя в этой бочке мёда. И – нашёл.
Он был одним из первых, кто вышел на улицы Берлина с протестующими лозунгами. Подписывался выдуманными именами в разгромных статьях, которые удавалось пропихнуть в издательство только благодаря сомнительным связям Марка. Он знал, что ходит по краю пропасти, и что правительству ничто не стоит стереть его с лица земли, но пока оно не торопилось этого делать, он должен был успеть как можно больше.
В далёком две тысячи пятнадцатом Райнер стал членом безымянной на тот момент группировки, впоследствии получившей название «Чёрный шторм».
Вот он, тот самый знак, которого ты так ждал, Марк. Вот он, переломный момент. Пользуйся, мироздание поможет тебе во всех твоих начинаниях.
Когда злопамятный и мстительный Райнер публично оскорбил и опустил своего уже бывшего работодателя, главреда средненького изданьица, которому только имя Марка помогало держаться на плаву, именно штормовики помогли ему с местом в «Berliner Zeitung»: не только широкий жест, но и лишний свой человек в среде журналистов. Отец неодобрительно качал головой.
Райнер разошёлся со своей семьей по политическим соображениям; он предупреждал отца, что лояльность к правительству и отсутствие хоть сколько-нибудь выраженной гражданской позиции не доведёт его до добра.
Да так и вышло.
В восемнадцатом году небо над Берлином было уже совсем другим.
Время шло, время менялось. Катарину посадили за «неверные политические взгляды», мать с отцом бежали в Америку к родственникам Брайана – они едва-едва успели сделать это до закрытия границ. Судьбы младших так и остались неизвестными – трубку никто не брал, а по их адресам давно жили другие люди.
Марк ещё сильней взъелся на Энгельберга, лишившего его семьи. Он стал ещё более жёстко критиковать нынешнюю политику государства, срывать голос на демонстрациях и делать всё, что в его силах, чтобы изменить сложившуюся, близкую к катастрофической, ситуацию. У него не было якорей, за которые можно было бы зацепиться, сердца осталось где-то в небе над старой Германией, и ни одна женщина в этом чёртовом мире не могла дать ему то, что ему было нужно. Ощущение полёта. Свободы.
Зато «Чёрный шторм» мог это ощущение заменить.