Два года назад Эльке притащила Марку кота. Тощего, ободранного и боящегося даже пискнуть, но гордо на всех смотрящего кота. Она просто не смогла пройти мимо бедняги, который сидел в картонной коробке и не мог из нее выбраться из-за двух сломанных лап. Эльке хотела забрать его себе, холить и лелеять, но с отцовской аллергией на животных это не прокатило бы, кота выкинули бы из дома через пять минут. А Марк ей отказать не смог, Эльке и кот смотрели на Райнера большими честными и очень грустными глазами, которые так и просили проявить милосердие. Марк проявил и это его сгубило, но он об этом узнал уже после того, как его деятельная дама сердца заставила собраться и отвезти кота в ветеринарную клинику и привести лапы в порядок, а заодно сделать прививки и вычистить блох. Очищенный и подлатанный кот оказался очень даже симпатичным вислоухим британцем, которому ну очень понравилось продавленное кресло Марка и после долгих уговоров со стороны Эльке, коту разрешили остаться и кот прозванный сначала Тонким, очень скоро был переименован в Толстого и стал частью их жизни в маленькой квартирке, где все на пару шагов.
Полтора года назад Марк посвятил Эльке в свою тайну и после очень долгих раздумий, после не менее долгих обсуждений они сошлись на том, что Эльке об этом знает, но ее это не касается. Ей не нравилось то, что Марк приходил побитый и рисковал всем, что имеет. Ей не нравилось то, что он близко общается и дружит с неким Константином, потому что эта дружба не может привести ни к чему хорошему. Ей не нравилось то, чем занимается Марк. Но указывать ему или упаси Боже просить сделать выбор между ней и той организацией, к которой он принадлежит, ей даже в голову не приходило. Она готова была принять это как неотъемлемую часть его жизни, но больше того, что он уже рассказал, знать не хотела. Она просто боялась в нем разочароваться или в один прекрасный день узнать о каком-нибудь преступлении и понять, что с этим никак не смириться. Поэтому все, что происходило с Марком, Константином и их компанией оставалось где-то там, за пределами их с Эльке мирка и ее это вполне устраивало. Она не знала ничего лишнего и старалась вообще не думать об этой стороне жизни Райнера. Так было легче, так все оставалось будто бы по-прежнему, спокойно и хорошо.
Несколько недель назад Эльке сидела в своем уютном, светлом и красивом кабинете в Шарите, когда по телевизору вместо обещанного программой слезодавительного сериала начался экстренный выпуск новостей. Выпуск, после которого у Эльке даже при всем желании не получилось бы закрывать глаза на деятельность Марка и делать вид, что все как прежде. Потому что когда они печатали экстремистские листовки или аплодировали министру чего-то там у посольства чего-то там это одно дело. А когда они взрывают Рейхстаг уже совсем другое. Она очень хотела верить в то, что ее любимый и хороший Марк к этому отношения не имеет никакого. Очень хотела верить в то, что вечером он откроет ей дверь своей квартиры и снова будет суетиться на маленькой кухонке или ворчать, что Толстяк обкусал его новые ботинки. Очень хотела, но не получалась. Эльке знала Марка, помнила прекрасное его настроение в последние дни и понимала, что должно случиться какое-то невероятное чудо чтобы Марка миновала эта беда. Но чуда не случилось.
Наверное ей было лучше жить в постоянном ожидании того, что Марк вот-вот постучит в дверь, помятый, побитый, но живой и не причастный к произошедшему. Но Эльке вместо этого подключала все накопившиеся у нее за время работы связи, узнавая что на самом деле произошло, кто виноват, кто пострадал, где ее Марк. Лучше бы ей не знать. Многим девочкам из ее группы повезло проходить практику в Шарите, ходить по клинике в хрустящих новехоньких халатах и улыбаться звездам, да политикам. А Эльке в это время получала бесценный опыт общения с государственными преступниками в больнице тюремного типа. Она ходила в замызганном халате уволенного недавно лаборанта и получила в нос от на голову стукнутой убийцы мужа и любовника, уже через неделю практики. Но это был действительно бесценный опыт, которого бы ей лучше не получать. Она знала что из себя представляет эта больница, знала кто там работает, кто и как туда попадает и поверить не могла, что Марк содержится именно там. Она не хотела верить в то, что он может быть причастным, может быть виновным в гибели невинных людей и в ближайшем будущем может оказаться в самой настоящей тюрьме. Куда будет переведен ровно в тот момент, когда врачи сочтут его вполне здоровым и готовым к транспортировке. Лучше бы ей всего этого не знать. Сидела бы она сейчас обнимая Толстяка и просто гадала, подключая свою богатую фантазию. Но Эльке знала и будучи девочкой умной, прекрасно понимала что к чему, и чем дело кончится. Она выплакала все глаза, сбросила наверное десяток кило и неоднократно ловила себя на мысли о том, что если как следует подумать и порыться в вещах Марка, то она вполне может выйти на организацию в которой он состоял и узнать собираются ли они его вытаскивать. Она готова была пойти на преступление, только что бы вытащить его из больницы, пока он не оказался в тюрьме, потому что от туда обратного пути уже точно не будет. Надеяться на то, что его признают невиновным и вот-вот отпустят не приходилось. В этой стране такие чудеса не случались и Эльке осознавала, что либо Марк попадет в тюрьму, либо внезапно и совершенно случайно умрет в больнице. И дабы это не произошло его нужно спасти, чем раньше тем лучше.
Поток мыслей о возможностях сбежать из той больницы или похитить из нее кого-то, прервал звонок в дверь. Эльке подскочила на месте, уронив весьма возмущенного этим действием Толстяка и ринулась к двери. Марк всегда стучал, он никогда не звонил. Но она настолько хотела верить в то, что это он, что с ним все хорошо и он жив, цел и ни в чем ни виноват, что ее совершенно ничего не смущало. Она распахнула дверь, перепуганная, но с улыбкой от уха от уха и замерла на пороге. Если этот человек и походил на Марка, то весьма отдаленно, весьма. И Эльке его не знала, уж на лица у нее память была хорошая.
- Вы к кому? – Она испытывала огромное желание захлопнуть дверь перед носом у незнакомого мужчины и отвести душу рыдая под этой самой дверью. Но мужчина действительно чем-то был похож на Марка и ей просто необходимо было видеть эти знакомые, едва уловимые черты. Поэтому она задала единственный пришедший в голову вопрос, безуспешно пытаясь увидеть в незнакомце лицо любимого человека.