В отставку, как и ожидалось, уйти не позволили. В запой – тоже. Что было вдвойне обидно. Хотя некстати проснувшийся внутренний голос утверждал, что уйди товарищ Хольцер в запой – то плюнул бы на все обещания, данные другу на предсмертном одре, и пошел бы в разнос. Чем это могло закончиться, легко было додумать даже человеку с фантазией как у табуретки.
На трезвую голову идей о том, как вытащить товарища, совсем не приходило. Мозговой центр Хольцера находился явно не там, где у всех здравомыслящих людей. Все более или менее здравые идеи разбивались об еще более масштабную подставу. Так рисковать нельзя. Опускать руки и мириться с происходящим – тоже. Вот и разрывался товарищ Хольцер между двумя крайностями: «Надо что-то делать» и «Надо выпить».
Штормовики сделали финт ушами очень вовремя. На свое счастье, Эдди никогда не был ни добропорядочным офицером, ни тем более, защитником родины и фюрера, поэтому не стал шумно возмущаться и присоединяться ко всеобщему мыслительному процессу о том, как спасти несравненную Хельгу Энгельберг, не ведясь на невыполнимые условия террористов.
– Герр майор! – Эдди попытался открыть дверь, но та не поддавалась. Блядь! Это личный кабинет или общественный сортир, чтобы там запираться, когда младшие по должности, званию и умственным способностям, так жаждут пообщаться. Стучаться Хольцер не пробовал. По старой привычке толкнул единственную преграду между ним и задушевной беседой с Рейнхардтом, и замок прекратил выполнять свои прямые обязанности. Успех. Сорванную с петель дверь ему бы точно не простили, записав в личные обиды.
– Капитан Хольцер без вашего приказания прибыл! Разрешите обратиться? – впервые, начиная с прибытия на родину, у Эдди было боевое настроение, желание жить и работать, но он как-то интуитивно почувствовал, что ему сейчас его резко обломают. Ничего, обломы – дело второстепенное, сейчас для него главным было хотя бы попробовать вытащить товарища из беды, которую сам же на него и навлек. А какое мнение об его совершенно неподобающем поведении составит глубокоуважаемый герр майор – плевать.
– У нас тут вроде маленькая проблемка нарисовалась? – как бы между делом поинтересовался Эдди, надеясь, что успеет изложить все свои мысли до того, как его начнут методично бить головой об стол, объясняя, что ломать чужие замки – очень плохо и не подобает боевому офицеру, – типа пропавшей фроляйн Энгельберг? Трагедия века, мы все скорбим. А вы, случаем, не знаете, как родина отнесется к тому, чтобы выйти на террористов до того, как канцлер объявит свое решение?

Эдди хмыкнул, покосившись на выведенную из строя защиту от окружающего мира. Сами виноваты, вовремя чинить надо было. Закрыл. Та ожидаемо отворилась и Хольцер, тихо выругавшись, саданул по ней ногой, ненадолго вернув ей предназначение защищать чужие уши от ненужных разговоров.
– Ничего конкретного, я так, поблагодарить заглянул, – огрызнулся Хольцер, которому вообще-то давно следовало это сделать. Ну, начинать свою речь с огрызательств и ломаний дверей – это, конечно, в его духе. Больше такое никому в голову не придет. Энтузиазм, с которым Эдди так рвался беседовать с герром майором, бесследно исчез. Здесь следовало посидеть, подумать, выкурить полпачки сигарет и, только твердо решив, что столь активные действия помогут, а не навредят Райхе, нестись делиться своими догадками. Поздно уже рыпаться. Раз пришел – нужно говорить. И чем лаконичнее – тем лучше. У Рейнхардта просто невероятная способность отсеивать все, что не касается дел, а пустой треп вполне может вывести его из себя.
– Давайте начистоту, – решился Эдди, усаживаясь напротив майора и, кажется, в сотый раз запрещая себе нести привычную околесицу. Надо же хоть когда-нибудь начинать вести себя как взрослый ответственный благоразумный человек, – у меня есть товарищ. Если принимать во внимание его перспективы, то можно сказать, что был. Я вам, конечно, благодарен за то, что вытащили нас оттуда, но буду благодарен еще больше, если Райхе проживет подольше, чем месяц-другой. И у вас есть полномочия это сделать.
Но благодарность на хлеб не намажешь, в личных целях не используешь, и вообще товарищ Хольцер может засунуть ее себе как можно дальше, потому что в их конторе столь абстрактными понятиями мало кто разменивается.
– Предположим, он сможет вывести нас на похитителей Хельги. Есть информация, что он имеет связи с нужными людьми.
Да, теоретически, любой добропорядочный офицер должен был передать эту информацию в уши старших до того, как дочка фюрера была похищена. Как только узнал – так и передал. Но на тот момент это означало сдать товарища, а сейчас – наоборот. Крохотный, невозможный, но все-таки шанс на его спасение.
– Предположим, он даже это сделает, если пообещать ему в случае успеха долгое и счастливое будущее под всепрощающим небом Рейха. Эрих все равно смертник – терять ему нечего. Так как насчет дать человеку второй шанс, искупить свою вину перед родиной? Только без того веселого финала, где Райхе нам сначала помогает, а потом все равно идет в расход. Договориться по-хорошему как-нибудь получится, или зря я вас из нирваны вышиб?
Слова давались с трудом, отвращение к себе вдарило с новой силой. Искупить вину перед родиной, ага. Хороший вопрос – кто именно из них должен это делать. Эдди вытащил сигареты, грустно посмотрел на них, но, без разрешения майора курить в кабинете поостерегся. Это он пьяный в Финляндии мог позволить борзеть себе сколько влезет, нарисовав в будущем такие мрачные картины, что терять-то, собственно, было уже нечего. Теперь снова появилось. И нужно было думать о каждом движении, слове, от чего Хольцер дико напрягался.

Как же Хольцер ненавидел общаться с полицаями! Это отвращение, привитое еще в детстве, не сломалось даже когда Эдди, неожиданно даже для себя очутился в месте, буквально кишащим полицаями. Хуже: патриотично настроенными полицаями, от которых следовало держаться подальше. Увы, работая в одной организации со столь полезными людьми это сделать сложно. А когда припирает, и нужно вести диалог с одним из представителей сей братии, то уже и не знаешь – плакать нужно, или смеяться. Вместо бурных проявлений эмоций, Хольцер закурил, раз уж на то было разрешение. Нужна была смысловая пауза, и герр майор ее дал. Этот широкий жест можно было оценить по достоинству, начни Рейнхардт классическую прессовку, Эдди тут же забыл бы о всех своих благих намерениях. Например, о том, что сегодня он пытается изображать добропорядочного офицера и покрыл бы весь мир грубыми матерками, похерив все на корню.
– Вы еще спрашиваете, – Хольцер с наслаждением вдыхохнул табачный дым. Возможно, эти маленькие солдаты рака и не успокаивают нервы и все это – обычное самовнушение, но нервы привычно успокоились, – И также вы должны знать, что это заботит меня в последнюю очередь.
Кажется, где-то за этой фразой скрывалось злое «заебали», но настолько лаконичным Эдди пока не хотел становиться, все напоминая себе о том, что сейчас нельзя ничего херить. Совсем нельзя. Даже если очень хочется. Надо в кои-то веки прикусить язык, смириться с подъебками и каверзными вопросами, на которые у Хольцера всегда был заготовлен один простой ответ: «Идите на хер!» и вспомнить еще одну простую вещь: у всех людей есть мозги. И порой они ими думают. Или хотя бы пытаются.
Надежда всегда есть. Это такая глупая живучая тварь, которая не желает издыхать даже под пристальным взглядом майора Рейнхардта. Будь Хольцер на ее месте – давно бы добровольно скончался в самых страшных муках. Надежда не подыхала. Да и к кому ему еще было идти, если официальная версия так резко расходилась с действительностью. И смена ее могла означать только одно: товарищ Хольцер клинический идиот. И это не лечится.
– А как вы думаете, сколько времени осталось у Хельги? – Эдди невесело усмехнулся и затушил сигарету. Ему почему-то казалось, что стоит канцлеру объявить о своем решении – и допелась их милая фроляйн. Догулялась. С такими вещами редко шутят. Даже если костоломы будут работать очень оперативно, это все равно займет изрядное количество времени. А сотрудничество на добровольной основе может привести к положительному результату. Если повезет, конечно. Но сейчас все основывалось на везении. А еще на том, насколько добродушное настроение у герра Рейнхардта бывает, когда дочки канцлеров внезапно оказываются в руках террористов.

Отредактировано Edmund Holtzer (2013-09-16 13:40:58)

Услышав насквозь пропитанную иронией фразу о «честном обещании», Эдди крепко сжал зубы, чтоб сразу же не послать Рейнхардта на хер. Возможно, и существовала тонкая лазейка, через которую можно было протащить Райхе, обеспечив ему жизнь, свободу и сопутствующие им блага. Вот только с какой это радости герр майор должен рвать жопу и проявлять такой гуманизм? Подобные вещи ценились в Гемайншафт еще меньше, чем честные слова и данные всяким мудакам обещания.
Хольцер вытащил из пачки еще одну сигарету и закурил. Это с концами выдавало его нервозность, но, по крайней мере, гарантировало, что он сию же секунду не психанет со своим любимым «А имел я ваше…» и перечислением всех вещей, которые он имел.
Значит, не сработает. Ладно, теперь-то хуже уж точно не будет. Кажется, эта мысль преследовала его едва ли не каждую минуту пребывания в гостеприимной Финляндии, и каждую следующую минуту товарищ Хольцер убеждался в том, что будет, блядь. Еще как будет. Хотя сейчас – вряд ли. Райхе все равно уже смертник, терять ему особо нечего. А так хоть напоследок сможет побегать под чистым небом злоебучего Рейха. 
Что ж они не остались в избушке Вилле? Там, по крайней мере, был шнапс. А тут даже в запой уйти не дали, сволочи.
–  Дальнейшее развитие событий? Да просто охуенное! – огрызнулся Эдди, с силой вдавливая окурок в пепельницу. Сдержаться все-таки не удалось. – Канцлер получает обратно свою любимую дочку. Вы становитесь главой всея Гемайншафт, устроив всем неугодным родине людям небольшой крупномасштабный пиздец. Райхе же, активно поучаствовав в операции, все равно остается трупом. Чуть быстрее, правда. Оно и к лучшему. Лучше сразу сдохнуть, чем сидеть и ожидать смерти, как какой-то скот.
Блядь. Кажется, это очередное нарушение дисциплины и субординации. Ужасно. Стыдно должно быть, товарищ Хольцер. Вот только не становится. Эдди положил руки на стол и задержал дыхание, стараясь успокоиться. Успокоение не приходило. Когда его уже жизнь начнет учить, а не просто ебошить мордой о стену, безуспешно доказывая, что понятия о «достойном» и «подобающем» остались где-то в средневековье?
– Если его связи окажутся полезными, если милая фроляйн Энгельберг вернется к папочке, так почему бы вам просто не завербовать Райхе? Он, конечно, тоже долбоеб без мозгов и тормозов, но, по крайней мере, действительно офицер и, если выживет, может принести реальную пользу родине. В благодарность, блядь, за всепрощение.
Ага. Может. В отличие от некоторых психованных товарищей, которые не умеют превращаться в интеллигентных воспитанных людей хотя бы минут на десять. За что всю жизнь и огребали.

Отредактировано Edmund Holtzer (2013-09-18 07:32:40)

– Не переломится эта шарашка, – мрачно буркнул Хольцер, не поверив таким оптимистичным перспективам ни на йоту. Пофиг. Приказано думать о деле – значит нужно о нем усиленно думать.
В целом, он прекрасно понимал герра Рейнхардта. Дело слишком ненадежное, нестабильное, грозящее громом, молнией и тотальной чисткой всей организации в случае провала. А виновных найдут очень быстро. Кто не справился – тот и виноват. И кто рядом стоял, курил – тоже. В случае же успеха мудрый правитель наградит спасителей своей любимой дочки так, что никто не уйдет обиженным. И теперь перед майором стоит сложный выбор – рискнуть и ввязаться, поручив это дело парочке отмороженных ушлепков, и надеясь лишь на то, что дуракам везет. Или же благоразумно остаться в стороне.
– Нет, герр майор, я не предлагаю лично вам, как вы выразились, «натянуть маски и заняться проблемой по собственному произволу», – криво усмехнулся Эдди, – это сделаем мы с Райхе, а вы будете мозговым центром операции.
Хольцер привык планировать только для себя, и эти планы практически всегда рушились на начальной стадии, спасала только импровизация «по ситуации». Когда работа завязана с другими людьми, и на кону сразу две жизни, ему лучше не думать. Вообще. Вероятность пересрать все слишком велика, чтобы льстить своим умственным способностям.
– В случае успеха все лавры достанутся вам, как руководителю. В случае провала всю ответственность беру на себя, – Эдди прикусил язык и не добавил в конце «слово офицера». Хотя очень хотелось. Но, раз честным словам герр майор не верит, то лучше лишний раз не употреблять эту фразу.
В случае провала ответственность на себя возьмет весь пятый. Факт, у кого-нибудь возникнет вопрос, какой недоносок отправил человека с сомнительным прошлым, репутацией и заслугами спасать саму дочку канцлера, и, дескать, неужели во всем отделе не было более достойных людей. Но об этом Рейнхардт и сам догадывался. Сомнительно, что его волновало, у кого именно полетят головы с плеч. Главное, чтобы собственная осталась на прежнем месте и не под углом в 90 градусов.
– Что же касается того, как, откуда и зачем спасать нашу потерянную фроляйн... Вам не кажется, что это лучше обсуждать непосредственно с Райхе? Мы можем до второго пришествия сидеть, яйца мять и обсуждать возможности и перспективы. Я буду психовать, а вы – пытаться это стерпеть, что рано или поздно закончится очень скверно. Но – поверьте – я в душе не ведаю, какие конкретно у него есть связи, и на кого именно они могут вывести. Прикажете сбегать за ним, или так и продолжим в избу-гадальню играть?