- «…Но самый большой триумф  ожидал Джулиану Дистлер. Она начала  выступление, спев несколько  арий  из  "Ромео и Джульетты" Шарля Гуно. На сцене Немецкой Оперы эта дивная  музыка звучала  впервые.  Мы очень сочувствуем  тем, кто никогда  не слышал  Джулиану Дистлер в партии  Джульетты,  кто  не  знал  её  простодушного очарования, никогда не испытывал  дрожи при звуках её ангельского голоса, не чувствовал,  как душа высоко парит вместе с её душой над могилами влюбленных из  Вероны. И  все  же  это было ничто  в сравнении с  исполнением  ею сцены в  тюрьме и финального  трио  в "Фаусте", которые она спела вместо заболевшей примадонны Петры Карлин. Никто с тех пор не слышал и не видел ничего подобного! Это была новая Маргарита, Маргарита во всем блеске и сиянии, которых в ней до мадемуазель Дистлер никто не подозревал.» - закончила читать статью вышеуказанная  певица.  Джулиана любила, когда её расхваливали в СМИ, потому что так можно было привлечь на свою сторону больше высокопоставленных покровителей, а значит и узнать больше государственных тайн. А это было делом, которое Дистлер считала смыслом своей жизни.  Конечно, в самом деле никакая она была не Дистлер. Липовое имя – всего лишь маска, которая защищала женщину. Она почти позабыла своё настоящее имя Юльхен Кёллер, которым не пользовалась вот уже несколько лет.
   Джулиана свернула газету и бросила её в корзину. Всё, что было ей нужно, она уже вычитала. Женщина сидела перед зеркалом в своей гримёрке в театре, готовясь к выступлению. А внизу кипела самая настоящая театральная жизнь: по винтовым лестницам бегали суетливые козочки-балерины, в коридорах распевались молодые хористки, строгие хореографы давали последние наставления своим подопечным, слонялись туда-сюда декораторы и костюмеры, таскали огромные лампы и километры проводов осветители и прочие работники сцены, из гримёрных более признанных певиц и танцовщиц то и дело выходили красные и растрёпанные спонсоры, покровители, менеджеры и прочие поклонники. 
   Закончив с макияжем, Дистлер вышла из гримёрной и, закрыв её на ключ, направилась к сцене. По пути к сцене она встретила одного из своих покровителей. Это был коренастый тучный мужчина средних лет, бритый на лысо, с красным лицом, густыми бровями, маленькими бегающими глазками, широкими носом и губами.
- Поразите их в самое сердце, фрау Дистлер, поразите так, как поразили когда-то меня, - напутствовал он, на что Джулиана ответила очаровательной улыбкой и воздушным поцелуем.
   Что за идиот. Всё ещё надеется получить что-то большее, чем просто воздушный поцелуй. А может и правда верит в мою симпатию? Но, чёрт возьми, очевидно же, что это не так. Он не настолько богат, чтобы я уделяла ему больше своего времени. Что ж, когда он мне окончательно надоест, можно будет в любой момент донести на него.
   Зрительный зал взорвался овациями, стоило только новой примадонне выйти на сцену. На лице Джулианы тут же заблистала смущённая улыбка. Она прекрасно притворялась, что благодарна каждому пришедшему зрителю, каждому поклоннику её голоса. И ей верили, но что самое главное – она и сама порой верила в свою игру.
   Заиграла музыка и она начала петь свою знаменитую партию Маргариты из «Фауста». Её голос, сильный, уверенный, звучал словно идеально отлаженный и настроенный инструмент, которым Дистлер виртуозно манипулировала на любой лад. В сущности же манипулировала она вовсе не своим голосом. Её голос манипулировал людьми, заставляя их верить в чистоту и верность творческой души.
   И вот, в тот самый миг, когда голос певицы, заставляющий души людей подняться на самую запретную вершину гармонии, чтобы, затем, снова рухнуть вниз, в зал ворвались полицейские, перекрывшие все входы и выходы. На глазах у испуганной публики они арестовали трёх человек по подозрению в государственной измене.
   Снова сработало. Что ж, даже диктатуру можно использовать в своих целях, главное нашептать гадостей в ушко правильному человеку и те, кто стал тебе не нужен, отправятся на допрос. Что ж, теперь самое время красиво уйти…
   Изобразив неподдельный испуг на лице, Джулиана приложила дрожащую руку в бархатной перчатке к высокому бледному лбу. Поражённая развернувшейся сценой, женщина потеряла сознание, прямо стоя на сцене.