Сказать, что Михаэль был удивлён просьбой профессора философии зайти – всё равно, что утверждать, что небо синее, не уточняя его других оттенков и не делая отсылок к различным временам суток. Удивление Шрагенхайма было фактом очевидным, но не в полной мере описывающим его состояние. Помимо обычного удивления ещё можно было упомянуть тревогу, волнение, досаду… Надо же было так совпасть, что разговор с профессором Лоран выпал именно на день рождения Михаэля. Друзья из студенческого оппозиционного движения уже, наверняка, ждут его, приготовив торт и всякие другие вкусности…
Конечно, это была не первая их подобная встреча, но каждый раз Михаэль волновался чуть больше подростка, недовольного своей внешностью, но всё же решившегося пригласить девушку, что симпатична ему, на свидание. Что если всё пойдёт не так, как надо, и что-то сорвётся? Кто-то случайно войдёт в кабинет и увидит их. Или ещё чего хуже, услышит. Ведь мысль тогда становится преступлением, когда она срывается с уст, а доказуемым преступлением тогда, когда она вливается в уши того, кому она не предназначалась изначально… Шрагенхайма из раздумий вывел голос преподавателя.
— Чаю?
Подняв взгляд на профессора, Шрагенхайм успел краем глаза увидеть дружелюбную улыбку на её лице, исчезнувшую через мгновение по той причине, что профессор, не дождавшись ответа от юноши, повернулась к серванту и достала две чашки, предварительно включив чайник.
Михаэль немного расслабился, почувствовав, ставшую более или менее привычной, неформальность атмосферы, но лишь до следующих слов профессора. Напряжение, покинувшее было его, хоть и не в прежних масштабах. Во что бы то ни стало, нельзя терять бдительности и взболтнуть лишнего. Обычно, это ни к чему хорошему не приводят. Именно об мелкие камни условностей и формальностей разбиваются глыбы грандиозных замыслов.
Само собой всплыло воспоминание об их первой подобной встрече. В голове его тогда возник образ О’Брайена, такого, каким он себе его представлял, шестнадцатилетним мальчишкой, читая роман «1984». Стройный высокий мужчина с привлекательной внешностью, в чёрном деловом костюме, бордовой рубашке, с бокалом красного вина в руке, мёдом, льющимся из уст и холодным жестоким взглядом. Только в тот раз вместо просторной квартиры был преподавательский кабинет, вместо бокала красного вина - кружка чая, а вместо костюма и рубашки - почти повседневная одежда преподавателя. Таким персонажем ему представлялась фрау Лоран, неожиданно начавшая разговор о политике и его увлечением оппозиционным движением. Каким-то образом, Михаэлю, всё же, удалось привыкнуть к этому и начать доверять этой женщине. Возможно, она и со странностями, но с ней действительно было интересно разговаривать. Не со многими можно так просто болтать на запрещённые темы.
- Что вы, фрау Лоран, вы совсем не стары. И разве есть какой-то порог, переступая через который человек признаётся слишком старым для чего-то? Мне, кстати, пять ложек сахара в чай, если вас не затруднит. «Наша жизнь есть то, что мы о ней думаем». Марк Аврелий, если не ошибаюсь. Если поразмыслить, можно придти к выводу, что человек есть то, что он о себе думает. Так что вся ваша старость, мешающая вам толкать вперёд этот безумный мир, как вы выразились, наравне с молодыми, есть лишь плод ваших предубеждений, как мне кажется. Но вы же явно не за тем меня позвали, чтобы восторгаться молодостью и проклинать старость? – Закончил юноша, решив сразу перейти к главной теме встречи.
